Я сел в кресло перед столом. Он нажал на кнопку селектора.
— Мисс Кэссиди, позаботьтесь, пожалуйста, чтобы нас не беспокоили.
Он вернулся за стол, мы несколько секунд молча смотрели друг на друга, затем он заговорил:
— Ну вот, наконец мы и встретились. Я много слышал о вас. Похоже, вы обладаете даром заставлять людей говорить о вас.
Я ждал.
— Вам интересно, что именно они говорят?
— Не особенно, — ответил я. — Уже достаточно того, что вообще говорят.
— Вас считают очень энергичным молодым человеком, — сказал он.
Услышав это, я улыбнулся. Если бы он только знал, как он прав. После обеда я должен был встретиться с его дочерью Барбарой, чтобы отвезти ее на аборт.
Он взял со стола листок бумаги и пробежал его глазами.
— Думаю, вы не обидитесь, — сказал он, — я попросил собрать некоторые сведения, касающиеся вас.
Я пожал плечами.
— Вполне понятно. Я сделал то же самое в отношении вас. Для этого мне всего лишь понадобилось просмотреть подшивки «Нью-Йорк Таймс».
«Стивен Гонт, двадцать восемь лет, родился в Нью-Бедфорде, штат Массачусетс. Отец — Джон Гонт, президент банка. Мать — Энн Рэйли. Родители погибли. Учился в престижных учебных заведениях Новой Англии. Работал один год в рекламном агентстве „Кэньон и Экхардт“, два года в административном отделе „Метро-Голдвин-Мейер“, последние три года занимает пост заместителя президента радиотелевизионной компании „Грейтер Уорлд Бродкастинг“ Гарри Московица. Холост. Социально активен».
Отложив лист бумаги, он посмотрел на меня.
— Одного только не могу понять…
— Чего именно? — спросил я. — Возможно, я сумею объяснить.
— Чем в таком месте может заниматься такой славный парень другой веры?
Я знал, что он имеет в виду.
— Это довольно просто, — ответил я. — Я их субботний гой.
По его лицу было видно, что он не понял, о чем я говорю. Пришлось объяснить подробнее.
— Суббота у евреев — день священный. Они не работают. Поэтому все дела в субботу решаю я. Кстати, мне известно, что точно так же поступаете и вы, и Си-Би-Эс, и Эн-Би-Си, и Эй-Би-Си.
— А вы парень не промах.
— Да, — подтвердил я скромно.
— И вы думаете, мы не сможем вас остановить, если захотим?
Я ухмыльнулся.
— Мистер Синклер, вы и вам подобные пытаются это сделать почти полтора года, но это ни к чему не привело. Вам еще повезло, что мы контролируем только одиннадцать процентов мирового рынка, иначе вам бы пришлось вообще уйти со сцены.
Он уставился на меня.
— Никак не могу понять, нравитесь вы мне или нет.
Я встал.
— Вы деловой человек, мистер Синклер, поэтому не буду отнимать у вас время. Итак, я получил у вас работу или нет?
— Какую работу? — спросил он. — Я и не думал…
— Мистер Синклер, если вы позвали меня просто чтобы посмотреть на парня, который целует вашу дочь перед сном и желает ей спокойной ночи, то зря тратите свое и мое время. На мне целая вещательная сеть, и мне пора возвращаться на свое рабочее место.
— Сядьте, мистер Гонт, — сказал он резко.
Я продолжал стоять.
— Я думал предложить вам пост вице-президента, ответственного за составление программ, но сейчас что-то не уверен.
Я улыбнулся.
— Не беспокойтесь, меня это не интересует. Я уже три года занимаюсь этим.
Он снова посмотрел на меня.
— Так какую работу вы имели в виду? Может, вы хотите занять мое место?
— Не совсем так, — улыбнулся я. — Я хочу быть президентом «Синклер Телевижн».
— Вы шутите! — поразился он.
— Я никогда не шучу в делах.
— Дэн Ричи вот уже десять лет президент Эс-Ти-Ви. А до этого он был президентом «Радиовещательной Компании Синклер» в течение пятнадцати лет. Это один из самых лучших исполнительных работников в этой отрасли. Неужели вы полагаете, что туфли такого человека придутся вам впору?
— А я и не собираюсь их надевать, — ответил я. — Это старые туфли, их уже пора выбросить. Дэн Ричи принадлежит радио, а не телевидению. У вас на высоких постах нет ни одного исполнителя моложе пятидесяти двух лет, а основная часть вашей аудитории находится в возрасте до тридцати, и с каждым годом возрастная планка опускается. Как вы собираетесь что-то донести до них, если они уже давно перестали прислушиваться к тому, что говорят им родители? И я не собираюсь здесь вон из кожи лезть, чтобы убедить кучку стариков в правильности того, что я хочу сделать. Я хочу распоряжаться сам так, как считаю нужным. Больше меня ничего не интересует.
Некоторое время он молчал.
— А я могу быть уверен, что вы прислушаетесь к моему мнению?