Решетовка,— сказал возница, оборачиваясь.— Дальше я вас, ребята, ни в жисть не повезу. Никакой такой моей возможности нету.
Проехали первую избу за глухим забором. Она стояла у самого леса. Сквозь дощатую ограду не было ничего видно. Потом избы пошли гуще, кое-где палисаднички, кое-где вообще никакой ограды. Сады были не у всех. Но седо, видать, не бедное — много железных и цинковых крыш. У церкви остановились. Рядом с ней над небольшим домиком реял по ветру флаг.
—Совет,— сказал возница.— Так я возвертаюсь, граждане товарищи.— Вот что, дядя, — внушительно сказал Клыч и сунул к самому лицу возницы удостоверение.— Сиди тут тихо и дуй в сопелку. Ежели исчезнешь, я тебя из гроба выну, понял?
Бородка мужика взъехала наверх, и он затряс головой:—За что томите, граждане начальники? Отпуститя!
—Может, и отпустим,— сказал Клыч и спрыгнул с подводы,— а ты жди. И чтоб никакой ини-циа-тивы.Климов и Стас тоже слезли с подводы, приморенный Потапыч дремал, привалясь к спине возницы.
—Мой трудовой день на етом считаю законченным,— кричал тощий человек в солдатской рубахе и фуражке, когда они вошли в Совет,— Будут тут все приезжать и командовать. Я при исполнении служебных обязанностей и не потерплю!—Слушай, браток,— сказал Клыч.— Ты сядь! А то неудобно. Я вроде гость — а ты власть, я сижу — а ты стоишь!
Председатель грохнул о стол кулаком и сел.
—Михеич!— крикнул он.— Волоки лампу!Сторож, согнутый длинный старик, внес керосиновую лампу. Выплыли из мрака стены с плакатами и заклеенные газетами углы.
—Почитай наши корки,— протянул Клыч председателю удостоверения.
Тот взял, прочитал, потом отодвинул в сторону и заулыбался:
—Другое дело. Теперя понятно. Раз служба такая, вас и носит по ночам, черти полосатые.— Он закрутил головой.— Скажи пожалуйста, и мы, значит, под ваш прицел попали?—Скажи мне, председатель,— Клыч внимательно присматривался к нему,— у вас в селе есть у кого-нибудь коляска на дутых шинах?Председатель поерзал па стуле, наморщил лоб.
—Откуда? У меня тут особо больших богатеев нету. Может, из Возницына кто? Там у них и Королев Сила Васильич — мукомол и прасол на три губернии, там и Ванюхин — кирпичный завод имеет. У тех точно есть коляски. У нас нету.
Утром никто по деревне в такой коляске не проезжал?
Не видал. Вот, может, Михеич знает? Михеич, не видал: утром у нас никто на екипаже по деревне не прокатывал? Чтобы дутые шины?
Михеич долго думал. Его худое солдатское лицо с длинными седыми усами было почти величаво.
Так что,— сказал он,— за мое, значит, дежурство при вверенном... етом... значит... долге службы... не видал. Я днем бабку свою, зверя неистового, прости и помилуй, царица небесная, чтоб ей три раза лопнуть и кишков не собрать, ее, значит, милостивицу, навещал. Так что не приметил.
Вот,— развел руками председатель,— нету у нас колясок.
Клыч внимательно следил за ним. На лице председателя лежала тень от козырька, глаза он все время водил в сторону.
—Скажи-ка мне, председатель,— Клыч придвинулся вместе со стулом к окну,— много у вас по селу Аграфен будет?
Председатель заерзал на месте, потом забарабанил пальцами по столу.
—А чего Аграфены?— спросил он с недоумением.— Ну есть. Так что?
— Есть у тебя в селе Аграфена, чтоб не местная, пришлая была и чтобы к ней посторонние люди из города ездили?
Председатель забеспокоился:
Село, понимаешь, товарищ, торговое. Тут много людей к нашим ездит.
Ето, тово-етого, они про енто говорят,— забубнил Михеич,— ето про крайнюю, что на околице поселилась... Что, тово-етого, Ваньки Макарова дом летошний год укупила. Про ее, точно. К ей из городу ездють.
Про Груздеву нешто?— поразмыслил председатель.— Ну тут я ни при чем. Дом при купле мы ей оформили. Документы в порядке были. Мы тут ни причем.
Кто, дедок, навещает-то ее?— спросил Клыч.— Людей-то этих видел?
А нешто нет?— сказал Михеич.— Как я при сполнении своего, значит... тово... етого... я всех видел. Как же без етого.
Какие из себя люди-то?— допытывался Клыч.
Обнаковенные,— равнодушно ответил Михеич, почесывая затылок,— один навроде лысый. Побрит весь. Здоровый мужик. Молчит все. А при ем рыжый давеча приезжал — соплей перешибешь. Разряженный. Видать, при торговле состоит.
Теперь все трое стояли. Клыч натягивал кепку, ощупывая в кармане кольт. Климова пробрал озноб. Стае был белее стены.
—Веди!— приказал Клыч председателю.— И гляди, никому ни слова!
Председатель, захваченный их возбуждением, только ошалело пялился на приезжих. Потапыча и возницу будить не стали.
Они быстро прошагали всю деревню и подошли к тому одинокому дому, на который они обратили внимание при въезде. За серым высоким забором было тихо.
—Постучишь, скажешь: насчет налога!— наставлял вполголоса Клыч председателя.— Климов, заходи с тылу. Ильин, со мной!
Климов пошел вдоль забора, щупая рукой занозистые сучковатые доски. Может, где есть щель. Слышно было, как в ворота застучали. Издалека откликнулась собака, но со двора не раздалось ни звука. Стук усилился. По-прежнему ответа не было, Климов ухватился за острые клинья забора, подтянулся, забросил вверх ноги и спрыгнул во двор. Окна дома были темны. У риги и клети никого. Он прошагал по двору, чувствуя дикое напряжение, исходящее от темных молчаливых стекол, за которыми чудились револьверные стволы. Ни звука. Он поднялся на крыльцо и тут вздохнул облегченно. Огромный замок висел на двери. Он спрыгнул с крыльца, подбежал и открыл створ калитки. Клыч и Стае ворвались во двор.
Кто в доме?— спросил Клыч, поводя дулом кольта.
Замок!— сказал Климов.
Все трое направились к дверям. Клыч попробовал замок, йотом досадливо зажмурился:—Пока такой оторвешь, сто потов сойдет,— посмотрел на председателя:— Выстрел далеко слышен?Тот пощупал замок, бодрость к нему постепенно возвращалась.
—На мой ответ!— махнул он рукой, залез в карман, вынул браунинг, снял предохранитель и выстрелил в скважину. Замок раскрылся. Все прислушались. Собаки залились гуще. Но уже через минуту все успокоилось.
Айда,— сказал Клыч и снял замок.— Еще один понятой нужен, да ты его потом приведешь.
Приведем!— пробормотал председатель. Зубы у него щелкали, весь он подрагивал, но вид имел геройский.
Клыч чиркнул спичкой, толкнул дверь, и они вошли в сени.
Дрожащий огонек выхватил из тьмы пустоту пола, голые доски антресолей.
—Светите там!— приказал Клыч.
Председатель чиркнул спичкой, тотчас же зажег какую-то бумагу Стас. Клыч толкнул видную теперь дверь, и они один за другим вошли в горницу. Пламя дрожало и срывалось. В огромной пустоте комнаты метались тени, отблески огня ложились на отполированные долгим служением лавки у стен, на выскобленный стол. Клыч позвал Стаса и шагнул в кухню. Они повозились там с минуту. Председатель судорожно жег перегоревшие спички, косноязычно матерился, держался рядом с Климовым, не отходя ни на шаг. Когда гасла спичка, Климова охватывала жуть. Из темных углов, от высокого потолка полз страх. Только возня товарищей на кухне успокаивала. Изба была огромная, а комната одна да кухня за перегородкой. Бумага на кухне погасла. Кто-то вышел в комнату. Председатель подрагивающими руками никак не мог зажечь спичку.
Эй, власть,— сказал в темноте Клыч.— Вот что, браток: вали сейчас к себе, гони сюда нашего, что на подводе остался, да возьми с собой двух свидетелей и тоже сюда.
Иду!— председатель ринулся к двери, на ходу сшибая табуреты.
Вы нашему там его имущество помогите донести!— крикнул вслед Клыч.
Стукнула дверь.
Клыч опять зажег спичку и стал осматривать углы.
—Что, навек они отсюда убрались?— вслух спросил Клыч.— Даже керасиновую лампу не оставили?
Действительно, дом был пуст, как после грабежа, только после грабежа не остается такого благоустройства. А тут лавки стояли по стенам, табуреты у стола — все словно в ожидании гостей.
—Порядок любят, черти!— ругнулся Клыч.
Вдруг все застыли. Какой-то звук, неизвестно откуда дошедший, стегнул по нервам. С минуту все молчали.Климов вдруг почувствовал тяжелый запах, стоявший в избе.—Показалось?— шепотом спросил Стас.— Вроде кто-то шепнул что?—Молчи!— приказал Клыч. Они застыли, как стояли, по углам. Теперь уже все чувствовали тяжелый, удушливый запах.