Опять тарахтела и тряслась всеми частями прочная российская линейка. Стас стискивал зубы. Климов, сам возбужденный до того, что, когда начал было говорить, заикался, чувствовал спиной дрожь близкого Стасова тела. Азарт погони и опасности натягивал нервы.
Вот уже остались позади леса. Впереди, очень еще далеко, замаячили бесчисленные огни. По ровным их рядам угадывались улицы. Но этот четкий порядок был перемешан массой других огоньков. До города оставалось километров пять. Лошади стали уставать. В ответ на удары только тихонько ржали. Мужик-возчик взбунтовался. Натянув вожжи, он приостановил лошадей.
—Я вам животных мучить не дам!— сказал он решительно.— Хочь стреляй, хочь что! А то уселись — вона! Гони! А мне на их пахать! Возить! Они кормилицы.
Клыч, поняв, что тут приказом не возьмешь, сменил тактику.
Друг,— просил он, прикладывая к сердцу убеждающую ладонь.— Ты такое дело сделаешь — вся Россия тебе поклонится.
На кой мне ейные поклоны,— бормотал возчик.— Заплатил бы червонными, тады посмотрел бы еще!
Три червонца дам!— решительно сказал Клыч.— Гони, мужицкая ты моя колдобина, гони, серость ты разнесчастная! Гони!
Возчик оглянулся, всмотрелся в жесткое лицо Клыча и погнал.
Пошли какие-то строения, за ними начиналось поле. На крайнем доме электрическая лампочка освещала вывеску «Постоялый двор Бархатнова».
—Стой!— скомандовал Клыч.— Давайте, ребята, оба. Пошарьте там внимательнее, поглядите.
Стас и Климов спрыгнули с телеги, стремительно кинулись к входной двери.
Климов завернул во двор. Стас вошел в помещение. Во дворе мирно жевали овес лошади, стояло несколько подвод. Климов подошел поближе, вгляделся. Два огромных воза обтянутых брезентом, приткнулись у самых ворот, лошади из них были выпряжены. Остальные подводы не привлекали внимания, на одной были навалены дрова, на другой сено. Лошадей не было. Оглобли торчали вверх. У конюшни светились огоньки самокруток, разговаривали мужики. Климов подошел к упакованным возам, попробовал поднять брезент. Он был плотно затянут веревками. Но край брезентах треском поддался. Он пошарил рукой, нарвался на что-то мягкое. Перины, что ли? Приподнял повыше брезент — верно, перины: на них спрессованно давила какая-то мануфактура. Он встал на колесо, пощупал вверху. Какие-то пальто, манто, накидки, костюмы. Купец переселяется, что ли?
Он соскочил с колеса, еще раз прошелся по двору. Шарабана на дутых шинах не было. Даже если он завезен в этот вот сарай, его было бы видно. Ничего там не стоит. Шагах в пятнадцати лениво судачили мужские голоса.
Как королевна сидит,— говорил один,— а посмотришь — ни кожи ни рожи.
А добра-то, добра,— вторил ему другой.— Я давеча брезент задрал, а там и сундуки, и чего только нет. И посуда, пра слово, царская...
Лихая, скажу, баба! По нонешним временам да с таким богатством ночью разъезжать...
А ты тех-то не видал?— у конюшни перешли на шепот.
Нет, шарабана не было. Климов вышел из ворот, на дороге светлой шерстью выделялись лошади. От взошедшей луны силуэты сидевших на телеге были четко вырисованы в лунном сумраке. Стас был уже на подводе.
Что?— спросил Клыч.— Никого не обнаружили?
Шарабана нет,— сказал Климов.
Газу!— крикнул Клыч.
Савраски рванулись. Отдохнувшие лошади резко взяли с места. Огни приближались.
—Сидит какая-то бабенка,— рассказывал Стас. — Хозяин перед ней расстилается, а из углов такие рыла смотрят, что дрожь берет. Как можно сейчас женщине одной ездить?
«Возы, обтянутые брезентом, барахло...— что-то смутно заворочалось в мозгу Климова. Он вспомнил пустую, как нутро гитары, избу Аграфены.— Да разве они могли вывести все на шарабане?»
—А в городе мы его упустим!— вдруг хлопнул по колену Клыч.— Прозевали гада!
Стоп!— скомандовал Климов и дернул за плечо возчика.— Да стой ты!
Ошалел?— повернулся к нему Клыч.
Товарищ начальник!— Климов чувствовал, что глазами своими он мог бы прожечь железо.— Товарищ начальник! Надо обязательно взять эту женщину.
Ты что?— Клыч пощупал его голову.— Береги, браток, здоровье. От таких переживаний и рехнуться легко.
Трогать, что ли?— спросил возница.
Возвращаемся!— приказал Климов.— Товарищ начальник, мы их нагнали. Они на постоялом. Это их возы,— и он, торопясь, рассказал, что обнаружил под брезентом. Клыч секунду раздумывал, потом приказал повертывать. Возчик уже не гнал лошадей. Они не торопясь катили по дороге. Навстречу им тоже двигалось что-то. Клыч всмотрелся. Два высоких воза медленно вырастали из темноты. Когда до них осталось шагов пятнадцать, Климов, не дожидаясь команды, спрыгнул с телеги и побежал навстречу. Первым возом правила женщина в платке.
Аграфсна Ивановна?— спросил он.
До днесь Дмитриевной была,— ответила женщина и наклонилась с воза.— От Алексея Иваныча?
От него,— вдохновенно согласился Климов.
—Ай чего передать послал?
Встретить просил.
Ничего, добралась почти. Где сам-то?
Там, куда собирался.
Ну и слава богу,— сказала она,— а это кто?— голос ее дрогнул.— Кто энти-то идут?
Свои,— сказал Климов.— А вас-то куда прикажете сопроводить?
Как куда?— в голосе женщины зазвенела тревога.— Ай он вам не сказал? Да вы кто будете?— сорвалась она на крик.— Я с постоялого-то без его воли снялась!
Клыч что-то приказал шепотом Стасу, тот пропал во тьме.
—Слезайте, Аграфена Дмитриевна!— сказал Климов.— Угрозыск!
Женщина ударила по лошадям, они рванули, но Клыч одним прыжком оказался впереди и повис на поводьях. Климов сдернул женщину с воза.
—Легавые!— крикнула она тоненько и замолкла.
Климов поднял ее на ноги. Она была небольшая, щуплая, но жилистая. На бледном лице сверкали испуганные глаза.
Подошел Стас.
—Второй воз привязан,— сказал он.— На возах — никого.
Клыч в раздумье остановился перед пленницей.
Как ее обыскивать?— сказал он.— Баба, поди.— Он обошел ее вокруг. Женщина уставилась под ноги, глаз не поднимала.
Оружие имеешь?— спросил Клыч.
Отродясь не носила!— ответила Аграфена глухим голосом и перекрестилась.
И муженек не носил?— усмехнулся Клыч.
Ему бог судья,— женщина подняла глаза.— Я тут непричастная.
Луна опрокинула их тени на пыльную полосу дороги. Тени возов и лошадей казались чудовищно огромными. Звякали мундштуками кони.
Что ж он тебя бросил тут одну ночью, муженек твой?— допрашивал Клыч.
Не бросил. Завтра велел ехать, спозаранку, а я вот вечером решилась.
Ослушалась самого Кота?
Так страховито на постоялом-то,— сказала женщина и поежилась.— Мужики смотрят, по возам шарят.
Что ж, не знал он этого?— спросил Клыч.— Возы-то с двухэтажный дом.
Так хозяин-то знакомый, он ему меня на руки сдал.
—А сам куда же?
Женщина промолчала.
—Аграфена,— сказал Клыч,— ты в молчанку не играй. Кровопийце твоему решка приходит. Мы сегодня весь город подымем, а его возьмем. Тогда наравне отвечать придется.
Женщина молчала. Климов стоял к ней вплотную и чувствовал, что она дрожит.
—Людей вместе убивали,— сказал Стас,— теперь вместе и ответят.
Я к тому непричастная,— сказала Аграфена.— Я никого вместе не трогала.
А убивал кто?
Алексей Иваныч на дело с собой брал. Не могла ж я ослушаться.
Как же, мужняя жена,— сказал Клыч.— Домострой, растуды твою качель...
Что он велел, то я и сполняла,— опять сказала Аграфена.— А людей не трогала. Мужики своим делом занимаются, а я по хозяйству...
Что ж из дому-то все забрала?
Не все...— Она помолчала, потом перечислила:— Котору посуду пооставляла, в сараюшке ободья, колес три пары новых, мешки, мануфактуру — тоже аршин сто сорок.
Места, что ли, на возах не нашлось?
И места. Да и Алексей Иваныч говорит: ишшо, мол, вернемся. Все заберем.