– Наверное, бойковцы решили, что я тоже приехала в ваши края за оружием, и всего лишь проверяли, нет ли за мной хвоста?
Михайловский заглянул в мои невинные, широко распахнутые глаза и покачал головой:
– Нехорошо, Лариса Сергеевна, смеяться над работником правоохранительных органов. Просто так Сережа Шувалов возле вашего дома не нарисовался бы.
– Вы говорили, что он подполковник.
– На самом деле он дослужился до полковника, а потом захотел добиться справедливости, прорвался на прием к министру обороны – пытался ему втолковать, что нашу армию надо срочно реорганизовывать. Ну его и отправили обратно в ряды действующей армии, но уже с понижением на одну звезду и в полк, что базировался в Забайкалье. А ведь он стал полковником в тридцать четыре года. Случай для действующей армии почти беспрецедентный.
– Вот так понизили в звании, без объяснения?
– К чему-то, конечно же, придрались. Но мне кажется, мы ушли в сторону от нашей с вами темы.
Однако весело живут люди в глубокой провинции! Мы-то издалека их жалеем: мол, скучают бедняжки, никаких развлечений, кроме пьянки, а у них тут пыль столбом и дым коромыслом! Какие-то, мягко говоря, казачьи сотники не моргнув глазом швыряются долларами. Бывший военный – нынешний бандит, и начальник убойного отдела спокойно это констатирует… Насколько я знаю, в детективах, столь любимых моей подругой и шефиней, полицейские вовсе не так беспомощны, как в районном городе Ивлев. Или я ошибаюсь?
Михайловский шумно выдохнул и, поскольку в этот момент как раз прохаживался по кабинету, остановился возле меня.
– Я ответил на все ваши вопросы, Лариса Сергеевна?
Мои мышцы невольно напряглись. По опыту общения с деловыми людьми можно было догадаться, что за подобным вопросом последует. Но мне ничего не оставалось, как честно ответить:
– На все.
– Теперь, я считаю, ваша очередь.
– Отвечать на вопросы? – жалобно уточнила я. – А разве не этим мы только что занимались? К тому же в отличие от вас я ничего не знаю.
– Хорошо, тогда поясните, что у вас в правом кармане джинсов?
Я покраснела. Прямо-таки залилась краской. Рентген у него в глазах, что ли? Дело в том, что последние несколько минут я невольно касалась кармана, в котором лежала бумажка, вынутая из теткиной шубы с таинственной надписью «Антитеррор». Но на всякий случай я сказала:
– Так, пустяки, небольшой клочок бумаги. Завалялся.
– А я могу на него взглянуть?
– Но зачем? Эта бумажка… она личная! И никакого отношения к нашему разговору не имеет… Что вообще вы себе позволяете? Я пришла в полицию по своим производственным вопросам…
– Конечно, я не могу вас обыскивать. И если вы поклянётесь, что сказали правду, мы не станем к этому клочку возвращаться.
Мой язык отчего-то не хотел произносить слова клятвы, а сказал совсем другое:
– Вообще-то он и не мой вовсе, а тётки Олимпиады…
Михайловский молча протянул руку.
– И никакие это не ответы на вопросы, а форменный досмотр, – пробурчала я, но бумажку отдала.
Что только не позволяют себе эти провинциальные менты! Например, повышать голос на женщину, не только не находящуюся под следствием, а вообще прибывшую в эти края по личному делу. И между прочим, оказавшую некоторую услугу близкой родственнице грубияна-майора.
Я, как дура, тащилась тридцать километров, можно сказать, рискуя жизнью – разве сам Михайловский не сказал об этом, – и что взамен получила?
– …Валерия хоть соплячка, девчонка, а ты… – услышала я сквозь сумбур собственных мыслей.
Когда мы успели перейти на ты? Теперь понятно, от кого Лера набирается дурных манер.
– …ты показалась мне здравомыслящим человеком. А выходит, и тебя, как мою дочь, надо держать под контролем!
– Простите? – Я вынырнула из своего мысленного пространства, куда привычно спряталась от нападок тезки Достоевского; у меня эта привычка с детства – если мне не нравится то, что говорят, я просто отключаю восприятие. – Вы что-то сказали?
Мой вопрос застал его в апофеозе тирады. От неожиданности он замолчал на полуслове, а я продолжала как ни в чем не бывало:
– Иными словами, вы считаете, что в Костромино я познакомилась с нехорошими людьми и теперь моя жизнь в опасности?
– Да, чёрт побери!
– Меня или их?
Он не выдержал собственной серьезности и улыбнулся. А улыбка у него словно с рекламы «Блендамеда». Интересно, есть у него дама сердца или нет? Вернее, где его жена? Умерла, сбежала? Но дама наверняка есть. На ком-то же он должен отрабатывать действие своих синих взглядов и этой белозубой улыбки.