Выбрать главу

Поневоле ускоришь шаг. Я подошла совсем близко, и тут мне навстречу из машины вышел сам Александр Бойко.

– Лара, ты не передумала уезжать? – спросил он деловым тоном.

– Не-ет, – растерянно проблеяла я.

– Вот и хорошо. Я как чувствовал. Я, честно говоря, за тебя переживаю. Словно Липа и вправду оставила под мой присмотр свою дочку, которой надо помочь собраться… Вот я и подумал, чего тебе самой со всем возиться. Помогу девчонке, чем смогу. Вызвал контейнеровоз. Иди в дом, распорядись, что грузить, как складывать. Ребята у нас опытные, они умеют паковать вещи.

Теперь он разговаривал со мной как близкий родственник. Этакий заботливый дядя Саша. Однако не только Жора Далматов хотел побыстрее выпроводить меня отсюда…

– Но почему такая спешка?

– Просто я подумал, ну что делать в нашей глуши такой молодой красивой девушке? Насквозь городской. Мало ли… Нет, если ты хочешь у нас задержаться, я могу выделить охрану.

– Не пойму, зачем мне охрана?

– А зачем убили твою соседку? – ответил он вопросом на вопрос.

– Она кого-то видела. Была нежелательным свидетелем, – неуверенно предположила я.

– А ты затеяла расследование и привлекла к этому делу полицию. Требуешь, чтобы поднимали давно закрытые дела…

Я почувствовала, как он хочет сказать что-то, чтобы от меня отмахнуться: мол, не моё это дело, то да сё.

Но в последний момент Бойко, видимо, передумал, потому что вдруг признался мне:

– Я поклялся перед портретом Липы, что её убийцы получат свое. Я отыщу их и заставлю жрать собственное… В общем, землю жрать! До твоего приезда я всё не мог нащупать ниточку, за которую мог бы распутать клубок. Может, у меня начисто отсутствует эта… дедукция? Я уже и Липу просил, пусть бы хоть намекнула!

– Как – просили? – не поняла я.

– Так, просил, – ничуть не смутился он. – Во сне ко мне приходит, смотрит, улыбается и молчит. Я спрашиваю: «Кто это сделал, Липа, скажи, и я порву его, как Тузик грелку!»

Он опустил голову, и мне показалось, что в его глазах мелькнула слеза.

Краска кинулась мне в лицо. Я почувствовала себя так, словно в чём-то предала тётку, не давая свершиться законной мести, и отдала её записку в руки представителя полиции, которая уже однажды закрыла расследование тёткиной смерти, назвав её несчастным случаем…

– Знаете, – с запинкой выговорила я, – может, вам это поможет… Я нашла записку тети Липы.

– Предсмертную?!

– Думаю, нет, скорее, она набрасывала это для себя. Может, откуда-то списывала.

– Где она, давай! – Он с надеждой протянул ко мне свою мощную лапищу.

– У меня её нет, – жалобно промямлила я, – полиция отобрала. Но может, вам и не очень важны эти суммы… В общем, там было написано: «Антитеррор» и суммы – двести-триста баксов с каждой точки кафе, баров, шашлычных.

– Антитеррор, говоришь? – Лицо его оживилось. – Значит, все-таки Далматов. Размеры дани, надо полагать. Кто же об этом не знал. Уж в бескорыстие Жоры мог поверить разве что младенец.

– Но если это не было секретом, тогда почему же убили тётку?

– Потому, что дело было накануне выборов в законодательное собрание, куда Жора таки прошёл. А тетка твоя пописывала в районную газету… Возможно, она пригрозила ему разоблачением…

– А Лиду почему убили? Выборы-то уже прошли.

– А Лиду – чтобы она исполнителя не узнала. Уж кто-кто, а Далматов знал, что я смерть Липы без отмщения не оставлю. Надо думать, боялся. У него-то против меня кишка тонка, хоть и денег, говорят, он успел наскирдовать прилично… Вот всё и встало на свои места.

– Александр, – сказала я осторожно, – вы думаете, моей тёте это бы понравилось?

– Что – это? – недружелюбно поинтересовался он.

– Ваша месть. И вот это выражение лица. Не прощающее.

– Наверняка бы не понравилось, – нехотя признался он. – Уж Липа меня цитатами бы засыпала, но я… не смогу с этим жить. Пусть она меня простит. Когда мы с ней встретимся, я ей все объясню…

Неожиданно он наклонился и поцеловал меня в щеку.

– Спасибо, что мне поверила… Да, я же видел, как ты колеблешься: говорить, не говорить… Всё будет хорошо. А мы вон тебе даже ящики привезли. – Он кивнул на штабель пустых ящиков, прислоненных к стене дома. Затем покашлял, чтобы успокоиться, и вошёл в дом, слегка подталкивая меня перед собой.

Прямо посреди гостиной стоял на стремянке какой-то парень и осторожно снимал огроменную и наверняка дорогущую тёткину люстру. Рядом со стремянкой наготове стоял ящик, выложенный изнутри бумагой и еще каким-то мягким упаковочным материалом. Другой мужчина командовал, стоя на изготовку: