Как бы мы ни скрывали свои подлинные заработки, налоговики и так раздевают нас по полной программе. Если не государству платишь, так его слугам лично. Правда, поменьше, и тогда они не слишком копают. Главное, чтобы на поверхности всё было тихо и гладко.
Но этот упертый мент наверняка не станет слушать мои возражения и доводы, а назовет их как-нибудь вроде «шкурные интересы» или еще обиднее. Я не хотела в спорах с Федором идти до конца, потому что тогда мы с ним не просто поссорились бы, а наверняка расстались. Причем немедленно.
Правильные люди хороши в романах. В жизни от них сплошное беспокойство. Они пытаются выровнять всех под одну гребенку, отобрать у тех, у кого побольше, и отдать тем, у кого поменьше. Не думая о том, кто какой вклад а общий котел внёс. Опять идти к уравниловке? Той, что на самом деле никогда и не было, но которая на той же многострадальной бумаге существовала. Просто потому, что чиновники научились фальсифицировать статистику о доходах так, чтобы правильные люди были удовлетворены.
Этот монолог я произнесла мысленно, но и добавила в начатый Лерой перечень недостатков Михайловского и такой: нежелание видеть очевидное. Такой вот парадокс.
А вслух я сказала:
– Судя по твоему настроению, ты получил то, что хотел. Тогда, наверное, я могу отправляться домой?
Сейчас он скажет: катись колбаской по Малой Спасской! В том смысле, что никто меня в этих краях и не держит. Но услышала от него совсем другое:
– Ты же дала согласие поехать в субботу на Синь-озеро. Я уже все организовал. Переночуешь у нас…
В какой-то момент мне захотелось выпалить, что я не останусь. Но ничего такого не сказала.
И что странно, повлияла на мои намерения вовсе не любовь к Михайловскому, а жалость. Глупый, упрямый мальчишка! Размахивает своими принципами, как флагом…
Да, не умею я делать равнодушное лицо. Федор прочитал на нем, что воевать с ним я не собираюсь, и облегченно вздохнул.
– Погоди, Федя, как так переночую? А что скажет Лера?
– Не можем же мы всё время оставлять её одну.
Убойный довод, ничего не скажешь!
Глава пятнадцатая
Фёдор теперь будто усиленно решал какую-то мысленную задачу. Что-то он пытался мне сказать, даже морщины на лбу собрал от натуги. Так что пришла наконец, и моя пора его допрашивать.
– Ты не ответил, как на это посмотрит твоя дочь? Или ты считаешь, мне лучше спать в её комнате?
– Ещё чего, пора ей привыкать.
– К чему?
– Чёрт, никак у меня не получается формулировка, чтобы сказать четко и ясно, как говорится, языком протокола…
– Короче, Склифосовский!
– Ты права: как аукнется, так и откликнется. А мне всегда казалось, что отвечать на вопросы совсем просто. Дело в том, что я прекрасно понимаю: ты не захочешь переехать из краевого центра в районный…
– А в связи с чем может возникнуть такая необходимость?
Фёдор смотрел на меня жалостливым взглядом, но я не собиралась облегчать ему задачу. Этот путь он должен пройти самостоятельно.
– В связи с переменой общественного статуса.
Вот это закрутил!
– Ты имеешь в виду, что я стану баллотироваться в местное законодательное собрание?
– Издеваешься!
– Понятно. Ты имел в виду тёткин дом. Получив его, я стала домовладелицей, да? Так если ты помнишь, я его в основном продала.
Оказывается, этим напоминанием я дала ему передышку.
– Как ты уже догадалась, человек, который заплатил за дом, больше в нём не нуждается.
– Значит, Далматова убили?
– Убили. Вместе с верным другом Вирусом, тремя казаками, исполнявшими при нем роль телохранителей, и каким-то парнем в малиновом пиджаке с бабочкой.
Вроде официантов в малиновых пиджаках было двое, но второй, наверное, уцелел. Или успел уйти до заварушки.
– Это был его официант. А может, по совместительству и повар. Меня на кухню не проводили.
– Понятно, красиво жить не запретишь… Ну да ребята выяснят его личность…
– Какой-то ты сегодня странный. Может, потому что не выспался?
– А в чем ты видишь странность?
– Начинаешь с одного, перескакиваешь на другое. Явно резинку тянешь.
– Это потому, что я боюсь.
– Неужели бесстрашный супермент умеет бояться? Непохоже.
– Ага, тебя бы на моё место. Представь, решается твоя жизнь, а ты не знаешь, как отнесется к этому человек, на которого все надежды возлагаются. Вдруг то, что ты считаешь судьбой, для него так, семечки…
– Чего же тогда с ненадежным человеком о таких вещах разговаривать? Да ещё пособником бандитов.
– Я не сказал ненадежный, – запротестовал он.