– Нет, я не подставлял Александра Игнатовича под пули.
– Но я… ничего такого и не говорила…
Почему я все-таки не выходила из его машины? Ведь он опять включил свой персональный излучатель гипноза, и я даже глаза прикрыла, чтобы не выдать ему желания опять почувствовать на своих губах его губы…
– Вы не умеете выглядеть бесстрастной, Лариса Сергеевна. Для женщины это хорошо, а вот для бизнесмена – не очень. Мы, как и опытные картежники, должны владеть своим лицом… А Александр Игнатович… Мы с ним были друзьями… и он сам так захотел.
О чём это он говорит? Ах да, это же он отвечает на мои мысленные обвинения в его адрес.
– Чего захотел Александр Игнатович?
– Подставиться. Он всегда был фаталистом. Во всем видел руку судьбы. Отчего-то решил, будто ваша тётя зовет его к себе. Ехал на дело и завещание написал. То есть всю свою собственность распределил, кому – что… А насчёт вашего магазина ещё раз прошу – не спешите отказываться. Хотя, конечно, принять его против воли никто вас не заставит.
– Вам бы, конечно, не пришло в голову отказаться?
– А зачем? – удивился Шувалов. – Я при этих магазинах с самого открытия. В вашем, самом первом, пришлось и кистью помахать, и молотком поорудовать, и за прилавком постоять…
– Да вы поймите, я живу в краевом центре, в семистах километрах от этих мест. Я тоже соучредитель фирмы…
– То-то вы дурака валяли, когда мы вас в Ивлев везли, – улыбнулся он. – Витек – водитель – вам не поверил. Неужели вы и вправду продаете компьютеры?
– И даже составляю программы. – Я не удержалась, чтобы не похвастаться. – Вы мне советуете отказаться от фирмы в большом городе и переехать в маленький, только потому что некто Бойко оставил мне в наследство магазин? Поставьте себя на моё место. Я ехала в Костромино всего лишь оформить наследство – мы все очень любили тетю Олимпиаду, и не приехать было бы свинством с моей стороны, а что я здесь нашла?.. Когда я выглянула в окно и увидела, как вы следите в бинокль за моим домом, я просто жутко разозлилась! Ну, думаю, погодите. Между прочим, ехать в Ивлев в тот момент я вовсе не собиралась.
– Выходит, я своими руками подтолкнул вас к Михайловскому? – пробормотал он.
Я почувствовала, что краснею.
– Вы смущены? – Он посмотрел мне в глаза, словно в них хотел прочитать то, что я не сказала словами. – Или разозлились на меня? Что ж тут такого. Вы ведь не замужем.
Я отрицательно качнула головой.
– И Фёдор – человек свободный. Как говорится, вам и сам Бог велел… Я просто завидую ему черной завистью.
– А как же вы пели: «Мы кузнецы, и дух наш молод, куем мы счастия ключи!»
– Кто это – мы?
Я смешалась ещё больше.
– Ну, старшее поколение.
– Положим, я не так уж и стар. Если иметь в виду эту песню. И к моей ситуации больше подойдёт выражение «желающего судьба ведёт, а не желающего тащит». Кстати, если вас это интересует, оружием я заниматься больше не буду. Надоело.
– А кто будет?
– Найдутся ребятки помоложе, позубастей. Свято место пусто не бывает.
– Как вы можете так спокойно об этом говорить? Вы же офицер! Или вам, как Людовику Четырнадцатому, всё равно: после нас хоть потоп?
Впервые в его глазах зажглось нечто, похожее на подобие чувства, пусть и раздражения.
– Уж не читаете ли вы мне политграмоту? Я, знаете ли, милая барышня, в своё время наслушался: что должен советский офицер, чего не должен советский офицер…
– Извините, – сказала я; действительно, чего вдруг я решила, что после признаний Шувалова могу теперь бесцеремонно учить его жизни, – вы правы, это не моё дело.
– В любом случае знайте: я благодарен вам и тому, что вы решили выяснить, кто убил вашу тётку. Если бы не это, Далматов и компания не зашевелились бы, не стали делать ошибок…
– Александр Бойко не был бы смертельно ранен.
– Правда должна была восторжествовать… Вот и я заговорил высоким штилем!
– Михайловский считает, что у вас здесь произошли просто разборки, а я думаю, здесь разыгралась трагедия…
Я сказала это и призадумалась. Однако теперь не молчалось Шувалову. Он вначале просто кивнул в ответ на мои слова, а потом вдруг признался:
– Вы не знаете, как меняют человека большие деньги? Он – как тигр, отведавший человечины, будет и впредь к этому стремиться. И всё реже станет мучить его совесть, что он продаёт себя. Предает…
Вид Сергея Шувалова в этот момент меня откровенно испугал. Словно в него и вправду вселился дух тигра-людоеда, а для меня такая резкая перемена в нём была равносильна внезапному холодному душу. Морок кончился, я опять стала свободной.
Так вот, оказывается, какую силу может иметь над человеком моральный наркотик. Это внезапно вспыхнувшее чувство не имело ничего общего ни с любовью, ни вообще с чем-то светлым, чистым и нежным, оно было темным, как аура этого самого тигра.