И в это время, спасая меня чуть ли не от паники, прозвенел телефонный звонок.
– Благослови меня, мама, – грустно сказала я и поплелась к телефону в полной уверенности, что звонит не кто иной, как мой друг Федя.
И не ошиблась.
– Лариса Сергеевна, – сказал он тоном, от которого у меня заледенел даже желудок, – вам звонят из районного отдела милиции города Ивлева. Завтра я вышлю вам повестку – вы приглашаетесь в качестве свидетеля по делу о нанесении тяжких телесных повреждений гражданину Маркевичу Герману Вениаминовичу.
– Не нужна мне ваша повестка! – возмутилась я. – Можете и не стараться присылать, я всё равно не приеду.
– Как это?
– Так это! – передразнила я. – Я его сразу предупредила, что киднепинг ему с рук не сойдет…
– Подожди, – Федор сразу понизил голос, – ты хочешь сказать, что Герман тебя украл?!
– А ты думал, я просто сбежала со своим любовником?!
– А почему ты мне сразу не позвонила?
– Чтобы не оправдываться, как сейчас! – сказала я. – Как представила, что ты орёшь на меня в трубку, а я после всей этой нервотрепки и так еле на ногах стою… Тебе трудно понять, что человек может быть слабым, уязвимым и потому не таким правильным, каким ты видишь для себя всё человечество: сильные, честные, принципиальные, шаг влево, шаг вправо – побег, или как там у вас!
– Ты зря на меня кричишь, Лара, я ничего тебе такого и не собирался говорить…
– Так я тебе и поверила! Небось ты сразу решил, что я все это устроила заранее и нарочно повезла вас к озеру, чтобы потом самой сбежать…
– Всё не совсем так…
– Совсем не так! – рассвирепела я. – Извини, мне некогда.
– Лар, ты только скажи, кто это Германа так разделал? Он сейчас лежит под капельницей в реанимации, и врачи не разрешают его допрашивать.
– Хорошо, хоть в одно место тебе нет доступа!.. Не знаю, кто его, как ты говоришь, разделал. Могу только предполагать. Наверное, те ребята, у которых он пытался украсть три миллиона долларов.
– Ты это брось, – со смешком сказал Федор, – ни у кого в Ивлеве не могло быть такой наличности.
– Даже в кассе группы «Антитеррор»?
– О Боже! – простонал он.
– Впрочем, могу дать тебе наколку. Нас преследовал бежевый «форд-скорпио», – сказала я. – Больше у тебя нет ко мне вопросов?
– Есть. – Он покашлял и твердо сказал: – Я тебе делал предложение, но ты мне так ничего и не сказала.
– Как, разве этот вопрос все еще стоит на повестке дня?
– И даже актуален как никогда.
– Ты целеустремленный человек, да?
– Еще какой!
– Ты звонишь с работы или из дома?
– Из дома.
– Тогда клади трубку. Ты и так уже рублей на сто наговорил.
– Не понял, ты согласна или нет?
– Я думаю.
– Понимаешь, Ларчик, у меня такое чувство, что я будто попал в паутину и барахтаюсь в ней, не в силах освободиться.
– Хочешь сказать, я эту паутину сплела?
Я даже слегка обиделась.
– Нет, не ты. Никто конкретный. Обстоятельства так сложились, что я ими не могу больше управлять.
– У тебя никогда так прежде не было?
– Вот именно. Было всего один раз, и я со всеми заморочками справился, но больше не хочу этого повторять. Я уже много лет живу просто и ясно и во всем, что не касается работы и её редких сюрпризов, вполне способен свою жизнь прогнозировать. Но с тех пор, как мы с тобой встретились, у меня всё пошло наперекосяк.
Я слушала его и чувствовала, как холод из желудка опустился до кончиков пальцев на ногах.
– Кажется, я уже подумала, – сказала я, некорректно оборвав его яркую речь. – Мы с тобой слишком разные, чтобы связать свою жизнь. Потому давай скажем друг другу «спасибо» за некоторые приятные мгновения и расстанемся с тихой грустью…
– Я не понял, – заикнулся было он, но я не дала ему продолжить:
– Передавай мой привет Валерии. Она мне очень понравилась. Скажи, если она не захочет поступать в институт в Петербурге, пусть приезжает ко мне, я с удовольствием ей помогу, и с жильем не будет проблем. Прощай.
Я положила трубку, не ожидая, что Фёдор мне ответит.
Только теперь я поняла: ему вовсе не нужна была современная, самостоятельная жена. И он был уверен, что я соглашусь на его предложение и брошу всё чем жила до сих пор, чтобы жить вместе с ним так же, как с рождения жила Валерия, беспрекословно ему подчиняясь.
Кому и что Фёдор хотел доказать, я не знала, но он не собирался уезжать из Ивлева вовсе не потому, что ему там ужасно нравилось, а потому, что был упрям и зол на весь свет, как бы он ни пытался меня в том разубедить.