– Брешешь ты поди! – огрызнулся кулак и сплюнул.
– От те крест!
– Я тебе не иконостас, чтоб креститься.
Снаружи раздался зычный гогот на несколько голосов: Пахомов был не один.
– Не сторгуемся, больно глазастый ты, Коваль. Наподдайте ему, хлопцы, чтоб не трепался.
Из-за стены раздался глухой удар, затем еще. Батька вскрикнул и застонал.
Настасью прошиб озноб, липкий страх взял за горло. Она вцепилась в покрывало и зачем-то зажмурилась. Пахомов снова что-то сказал, а отец ему ответил, только она не разобрала – сердце бешено колотилось, отдаваясь оглушительным боем в ушах. Девчонка ничего не могла поделать вперерез здоровых мужиков, у которых ни стыда, ни совести, ни чести. Однако ждать пока покалечат родного отца тоже невозможно, не настолько у нее заячья душонка. Она вскочила с постели, дрожащими руками натянула рубашку. Решила поднять людей. Не смеют эти нелюди выступить супротив соседской ватаги.
Двигаясь как можно тише, добралась до окна, что выходит на сельскую улицу. Осторожно, уговаривая скрипучие петли не выдавать ее, открыла ставни и вылезла в окно. Осталось только бесшумно перемахнуть через забор. Но как назло лохань, которую она поутру поставила сохнуть на завалинке, случайно задетая ногой во время спуска, накренилась и съехала на землю с шумом.
– Что это там? Поди, Михай, проверь, – Никифор как чуял.
– Беги! Беги! – закричал батя, за что получил еще один удар.
Настя схватилась за балку и успела только занести ногу, как сзади ее сгребли чужие руки, пропахшие махоркой и потащили во двор.
– От погляди какая вошь тут подслушивает, – отозвался державший ее за локти громила-Михай, сын Никифора.
– Да, хороша девка, только худовата. Плохо кормишь ее, Коваль, – сказал кулак потешаясь.
Настасья наконец посмотрела на отца. Тот сидел привалившись к двери. Под носом его пролегла черная лента крови, он прижимал руки к левому боку. Рядом с ним стоял Пахомов и еще один хмырь, которого она не знала.
– Отпустите папку, нелюди! – завопила Настя и брыкнулась.
– Заткни дуру!
Верзила зажал ей рот своей грязной рукой, но она умудрилась от души укусить его за палец. Тот зашипел и со страшной силой ударил в живот. У Насти внутри все оборвалось, резко перехватило дыхание, она обмякла и начала хватать ртом воздух.
– Ладная девка, жаль такую красоту.
– Не тронь ее! – взревел батька, подорвался на ноги и пошел на Никифора. Он сумел припечатать ему в челюсть, тот от неожиданности пошатнулся и приложился лбом о стену. Батя начал остервенело наносить удары. Незнакомый бугай опомнился и налетел на него со спины.
Настасья, ощутила, что хватка ослабла. Она сжала зубы, и через невыносимую боль в животе, лягнула Михая в колено. Тот взревел и не удержал. Она бросилась в сторону, добежала до ворот, но там вновь настигла железная рука и схватила за шею. Она вывернулась ужом, освободилась и вырвалась на улицу. Мужчина припустил следом, но поврежденное колено тормозило его, не давало скорости. Настя летела, оглядываясь через плечо, она ощущала горячее дыхание преследователя на затылке, хотя тот был далеко. В очередной раз обернувшись, она не заметила на пути камень, споткнулась и кубарем покатилась по дороге, больно приложившись головой, на мгновенье потеряла сознание. Едва открыла глаза как снова взметнулась и кинулась вперед, только теперь и у нее болела нога, что мешало нестись в полную силу. Однако преследователя за спиной уже не было.
Она бежала за помощью, а нынче бредет по утонувшей во мраке улице. Настя не заметила как ноги принесли ее на другой конец села, к церкви на пригорке. В узких окнах мелькали желтые огоньки лампад. Она остановилась и оглядела знакомые с детства окрестности: снизу безмятежно разлилось озеро, тихо шептал высокий рогоз, разросшийся по берегу, поодаль дремал темный лес. Умиротворенно спала природа. Неожиданный порыв ветра раздул плотные заросли, оставив их сердито шипеть, прошелся под рубашкой, остудив горячую кожу, подхватил и унес прочь свинцовую крышу над головой, обнажив звезды.
Настя пошла к церковным воротам. Уж коли люди оказались глухи, так пусть ей поможет Бог, горячие молитвы – все, что у нее было. Она налегала из последних сил, но здоровенные створки не поддавались, будто приросли.
– Настасья, не ходи туда, – остановил ее незнакомый голос, – Там отмаливают покойника.
Она повернулась медленно, настороженно.
– Почему? Ты кто такой будешь? – она не признала человека, что стоял позади.
– Я пришел помочь тебе.
Свет луны коснулся лица мужчины, выхватив из темноты острые черты и ястребиные глаза. Настя вспомнила. Она видела его всего раз, на ярмарке в этом году, куда насилу напросилась поехать с отцом. Человек прошел мимо, ни с кем не здоровался и никому не кланялся. Однако люд расступался пред ним: бабы прятали за спины детей, старухи крестились и причитали, мужики сжимали кулаки. Какие-то девки сзади начали перешептываться, дескать, это есть тот самый колдун с выселка: живет бобылем, хозяйство не держит и землю не пашет, хорош собой необычайно, только страшно на такого глядеть, еще сглазит и косы повылазят. Настасья же думала о том, каково это жить, когда совсем один на белом свете.