К заводу группа подошла строем.
- Вольно! - скомандовал я.
Ребята предъявили в проходной пропуска и проследовали на территорию завода. Последним шел мастер.
- Алексей Александрович, - остановил я его. - Я забыл свой пропуск в общежитии. Разрешите возвратиться. Я одним духом.
- Что с тобой сталось, Коплик? - недовольно проговорил мастер. - Ну, ступай.
Я бросился бегом по темным улицам города, налетая на людей, перескакивая канавы. Я так бежал, что земля подо мной горела… Говорят, будто человек переживает что-то особенное в решительную минуту. Никаких особых переживаний у меня не было, и не хотел я понимать, какой зверский шаг совершаю, обманывая мастера, который был мне как родной отец, обманывая товарищей, разбивая священную комсомольскую дружбу. Я бежал, как простой вор, озираясь, нет ли погони. И хотя я признавал свой поступок патриотическим, но на душе было мерзко и лишь одно желание - скорей!
В дверях общежития темная фигура. Едва с ног» ее не сбил. Как и следовало ожидать, - дежурный комендант Лиля. В темноте она меня не узнала, так как света еще не было, в конце коридора мерцала керосиновая коптилка, ничего не освещая.
Лиля ухватила меня за спецовку и, почуяв недоброе, крикнула не своим голосом.
- Стой! Ни шагу!
Я невольно заметил: силища в ее руках неимоверная.
- Не пущу! - гремела зловредная дивчина и отпихивала меня от двери, куда я стремился просунуться, не произнося ни звука, чтобы остаться неузнанным. Но от нее никто не скроется.
- Это ж ты, Коплик! Хорошее дело! Ты ж должен быть на заводе, у вас ночная смена…
- Не задерживайте меня ради бога! Я… очень спешу.
- Он спешит. Видно, что ты спешишь бегать туда и сюда по городу, когда все ребята работают.
- Я пропуск свой забыл.
- Он пропуск забыл! А еще староста группы.
Такую злость я вдруг на нее почувствовал, ужас!
Старостой осмелилась попрекать, кудрявая овечка.
- Не ты выбирала меня, не ты будешь снимать! - гаркнул я так оглушительно, что она перепугалась.
Я бросился по коридору.
Не знаю почему, но бешеная злость поднялась вдруг во мне решительно на все… На темноту, ибо я пролетел мимо своей двери; на то, что приходится скрываться и врать в то время, когда совершаешь патриотический поступок; на то, что нельзя даже толком собраться. И на Антона закипела во мне злость… Слово из меня вынудил. Лезет в чужую душу…
Влетаю в комнату. Темнота, даже окон не различишь. Чертова августовская ночь! Словно кто налил чернила. Куда же это я чемодан сунул? Вот истории!
Почудилось мне вдруг, будто на дальней койке возле печки кто-то пошевелился - скрипнула сетка… Но в комнате никого не могло быть. Вору всегда что-либо чудится, а я в данный момент совсем, как вор, - в такое обидное положение меня поставили…
Вот он, наконец, мой чемодан. Покидал я в него свое барахлишко и, кажись, гришкину фуфайку заодно прихватил. А, неважно! Разбираться тут… Лишь бы скорее.
Защелкнул замок, и только шагнул к двери - вспыхнул свет. Как молния, он пронзил всю комнату от пола до потолка. И в этом адском свете я увидел… Товарищи, кого я увидел!
На койке возле печки лежал Антон…
Он лежал, подперев рукой свою бритую голову, и смотрел на меня.
- Бежишь? - неузнаваемым голосом вымолвил Антон.
Я согнул спину и отвернулся. Чемодан выпал из моих рук.
- Что, уже сознания лишаешься, трус? Вон отсюда! Да бери свой чемодан. Забирай, забирай его с собой! - так свирепо воскликнул он, что я ухватил чемодан за угол и выволок его в коридор.
Там тоже сиял свет, как на зло такой яркий, что ломило глаза. Никуда от такого света не спрячешься. А передо мной уже опять дежурный комендант, но я ее вижу будто во сне. Эта прехитрая особа всё сразу смекнула. Она вцепилась в мой чемодан и, дьявольски захохотав, понесла его, как перышко, в свою дежурку.
Я остался один. Сиял свет. От тишины сделалось тупо в голове. Вот история! Что же теперь делать? Идти на завод и признаться мастеру? Все равно о побеге узнает все училище от этой зловредной дивчины в овечьих кудряшках. Сколько бед может свалиться на человека из-за одного лишь дежурного коменданта. Не задержи она меня в дверях, я уже был бы на вокзале…
Вдруг среди ночной тишины послышался слишком знакомый отрывистый кашель. Директор!
Вы только подумайте! Она не постеснялась разбудить директора! Вот куда может завести зловредность…
Директора, впрочем, тоже имеют свою повадку. Это - упреки. Я их изучил, третьего директора наблюдаю. Любимое их дело - нажимать на совесть. Чуть что и начинается: «Государство на вас тратится, государство об вас заботится, а вы…» И пошло… Лично для меня ничего обиднее этого нет: «Государство…» Вы шутите? Такое слово применить! Да оно кого хочешь проймет.