Джул очень хотелось сказать какие-то правильные слова, но она не знала, что сейчас нужно Пэтти – сочувствие или отвлекающий фактор.
– Я читала об этом книгу в колледже, – сказала она.
– О чем?
– О самовыражении в повседневной жизни. Этот Гоффман высказывает идею, что в разных ситуациях мы выражаем себя по-разному. Личность не статична. Мы постоянно адаптируемся.
– Ты имеешь в виду, что я перестала играть некую роль?
– Или теперь делаете это иначе. Есть разные версии самовыражения.
Пэтти взяла меню, а потом подалась вперед и тронула Джул за руку.
– Тебе нужно вернуться в колледж, дорогая. Ты такая умница.
– Спасибо.
Пэтти посмотрела ей в глаза.
– Знаешь, я очень хорошо чувствую людей, – сказала она, – и у тебя огромный потенциал. Ты жадная до знаний и приключений. Я надеюсь, ты и сама знаешь, что можешь стать кем угодно в этом мире.
Подошел официант и принял заказ на напитки. Кто-то поставил на столик корзинку с хлебом.
– Я принесла вам кольца Имоджен, – сказала Джул, когда их оставили в покое. – Мне бы следовало еще раньше отправить их по почте, но я…
– Понимаю, – сказала Пэтти. – Было тяжело расстаться с ними.
Джул кивнула и протянула женщине пакетик из папиросной бумаги. Пэтти сдернула клейкую ленту. Внутри лежали восемь антикварных колец, все резные или в форме зверушек. Имми их коллекционировала. Они были забавные и необычные, искусно выполненные в разных стилях. Девятое кольцо до сих пор носила Джул. Ей подарила его сама Имми. Нефритовая змейка обвивала безымянный палец ее правой руки.
Уткнувшись в салфетку, Пэтти тихо заплакала.
Джул посмотрела на лежавшие перед ней украшения. Эти кольца, каждое в свое время, побывали на тонких пальцах Имми. Перед глазами возникло тронутое легким загаром личико Имми в том ювелирном магазине на Винъярде.
– Покажите мне самое необычное кольцо из тех, что есть в продаже, – попросила она хозяина. – Это тебе, – сказала она потом Джул и протянула подруге кольцо в виде змейки, которое теперь Джул носила не снимая, хотя и понимала, что больше не заслуживает его, а может, и вовсе никогда не заслуживала.
Джул почувствовала, как ком подкатил к горлу, поднявшись из самого нутра.
– Извините. – Она встала из-за стола и, пошатываясь, направилась в сторону дамской комнаты. Все вокруг поплыло, закружилось. Чернота заволакивала глаза. Она вцепилась в спинку пустого стула, чтобы не упасть.
Казалось, ее вот-вот стошнит. Или она грохнется в обморок. Или то и другое. Здесь, в этом элитном ресторане, среди небожителей, где ей совсем не место, да еще поставив в неловкое положение бедную, убитую горем мать своей подруги, которая, возможно, недодала той любви или, наоборот, любила слишком сильно.
Джул дошла до уборной и склонилась над раковиной.
Спазмы не уходили. Горло стягивало снова и снова.
Она закрылась в кабинке, прислонилась к стене. Плечи задрожали. Она стала вызывать рвоту, но ничего не вышло.
Джул оставалась в кабинке, пока не утихли рвотные позывы, сотрясаясь от дрожи и пытаясь отдышаться.
Вернувшись к умывальнику, она вытерла мокрое лицо бумажным полотенцем. Прижала к опухшим глазам пальцы, смоченные в холодной воде.
Тюбик красной помады лежал в кармане платья. Джул снова накрасила губы, словно это могло послужить броней, и пошла обратно к Пэтти.
Когда Джул вернулась, Пэтти уже взяла себя в руки и разговаривала с официантом.
– Мне свекольный салат, – сказала она ему, когда Джул села за столик. – А на горячее, думаю, рыбу-меч. Как она, хороша? Да, тогда рыбу.
Джул заказала гамбургер и зеленый салат.
Когда официант ушел, Пэтти попросила прощения.
– Извини. Я очень виновата. Ты в порядке?
– Конечно.
– Предупреждаю сразу, я могу снова заплакать. Возможно, даже на улице! Теперь это непредсказуемо. Я начинаю рыдать в самый неподходящий момент. – Кольца и бумажный пакетик уже исчезли со стола. – Послушай, Джул, – проговорила Пэтти. – Ты как-то говорила мне, что родители причинили тебе боль. Помнишь?
Джул не помнила. Она больше не думала о своих родителях, разве что вспоминала их сквозь призму своего героического происхождения, которое сама для себя сочинила. Точно так же она никогда не думала о своей тете.
В голове вдруг промелькнула картинка из далекого прошлого: ее родители во дворе милого домика в самом конце тупиковой улицы, в маленьком городке штата Алабама. Они лежат ничком в лужах черной крови, которую впитывает земля, под светом одинокого уличного фонаря. Матери выстрелом размозжили череп. Отец истек кровью от пулевых ранений в плечи.