— Да как ты смеешь кричать на моего сыночка? Ты никто и звать тебя никак, а я мать! Пусть делает, что хочет, тебе жалко, что ли? Подумаешь газировку вылил, он же ребенок, ему можно!
Пелагея и Миша с сомнением посмотрели на «ребенка», которому скоро по виду можно уже выпускаться из школы.
— Своего сначала роди, а потом что-то мне говори! Учить меня вздумала? Да что ты мне рассказываешь, не может это быть твой сын! Я мать, мне лучше знать, потому что я всю жизнь положила, ради Сашеньки. Думаешь легко, когда всякие, как ты, покушаются на его хрупкую психику?
Здраво рассудив, что из этого не выйдет никакого толка, Пелагея подхватила схватила под руку сына и быстрыми темпами увела его подальше от ненормальной. Это не редкость, потому что многие родители души не чают в своём ребенке. Отругать неприлично. Ударить, упаси Господи, ни в коем случае. Наказать —ребенок еще и в суд на тебя подаст. Воспитание будущего поколения—задача крайне ответственная, а мы так безалаберны к самим себе. Ведь, чтобы воспитать достойного человека, не нужно его бить или тыкать носом в ошибки, достаточно направлять в нужное русло, поддерживая в неудачах и победах. А самое главное—подавать собой пример.
Из размышлений Мишу вытащила цепкая рука матери. Пелагея спрятала за собой Мишу, когда мимо них по узкой дороге пробежал тёмненький мальчик в потрёпанной одёжке, а вслед за ним, стараясь не потерять паренька из виду, несся старичок. Он что-то кричал, но то и дело начинал тяжело дышать, трясся вытянутой рукой каким-то небольшим чёрным предметом.
— На сегодня жизнь свою норму странностей выдала. Думаю, дальше всё пройдёт нормально, — Пелагея продолжила путь, пока Миша растеряно ерошил свои каштановые волосы. Пелагея была фаталистом. Верила в гороскопы, мистику, призраков и экстрасенсов, но не в Бога, не в здравый смысл и уж точно не в логику.
— Мам, а я тут понял кое-что, — после небольшого раздумья, мальчик удивленно озирался вокруг себя, будто был здесь впервые. В этом городе. С этими людьми. В этой стороне жизни. — Мы почти в центре города, но… В нашем районе старые жёлтые дома, потому что до них никому нет дела. Чем ближе к центру мы подходим, тем новее они кажутся, но это всё те же жёлтые дома, просто с новой краской. А центр кажется красивым, ярким, новеньким, как мои кроссовки. Но ведь и он тоже жёлтый.
— О чём ты говоришь? Я тебя не понимаю, солнышко… На что деньги дают, то и делают. Хорошо, что коррупцию победили давным-давно, а то бы сейчас и красивого центра не было. Это по Нер-тв рассказывали. Скоро официально докажут, что инопланетяне существуют и Земля плоская, тогда можно будет и школы закрыть. Всё равно ничему не научат путному.
— Нет, мама. Красота нашего города искусственная. Красота должна быть в каждом уголке, а не в одной точке.
— Почему ты так решил? Разве не лучше сделать одну точку лучшей и любоваться ею? А если каждый уголок отделывать, то сколько же времени уйдёт, а когда веселиться?
— Мама, я видел в школе картины, нам показывали на уроках рисования. Наш город искусственный, как «Белый мазок». В ней нарисован один взмах кисти, на который все любуются, но ты видела картины до того, как мы с тобой жили?
— Ну, да, конечно. Портреты разные там рисовали, дома, природу. Мне это неинтересно.
— Ты не можешь запомнить каждую деталь, что там нарисована, потому что художник старался над каждым сантиметром своей картины, а не на одной единственной точке. Наш учитель говорил, что это великие картины! Я не знаю, как в других местах, но, кажется, наш город искусственный, и знаешь…
— Ой, Драгомила, привет! Давно не виделись! Сегодня всё в силе, давно не отдыхали, я вот только сына к Валере отведу и сразу к вам. — Пелагея увлеченно планировала выходные, а Миша не мог понять, почему расстроен: от того, что мама его не понимает и даже не пытается или от собственных рассуждений о родном городе.
Недалеко от них раздался смех какой-то компании. Миша знал, что чем ближе подходишь к центру города, тем больше становится веселых людей. Несмотря на то, что все его одноклассники спокойно могли гулять в любой части города, бабушка Миши ставила запрет на прогулки внука дальше двух кварталов. Пелагея тщетно пыталась отстоять право сына делать то, что он хочет, но Надежда Андреевна была непреклонна. На самом деле, Миша и сам не желал случайно встретить вечно молодых и веселых людей где-нибудь далеко от дома. Они выглядели неопрятно, но этого кажется и не замечали вовсе, с глупо растянутой улыбкой, где хорошо были видны жёлтые кривые, а у некоторых еще и гниющие, зубы. Они говорили развязно, медленно и грузно. У одних такой тон означал, что они грубияны, которые говорят всё, что думают. У других—, что им тяжело выражать свои мысли, потому что мозг не хотел соображать от переизбытка алкоголя.
Едва поборов желание спрятаться за спиной мамы, Миша стоял и смотрел, как одна из таких групп проходит мимо него, о чём-то оживленно беседуя. Шумный выдох был неожиданностью для самого мальчика. Он и не заметил, как задержал дыхание.
— Ну, всё, тогда до скорого, милая! Мишенька, пойдём, а то опоздаем, — Пелагея быстро схватила сына за запястье и потянула в сторону небольшого сквера, где они обычно встречались с папой Миши.