Итак, подведем промежуточные итоги расследования. Точнее, исследования. Коммунист-партизан и католик одновременно, владелец старого «Фиата», одетый в синий костюм исключительно в белую полоску и помешанный на футболе. Неужели это и есть типаж настоящего итальянца? Пусть немного и карикатурный, но типаж, на котором настаивал Тото Кутуньо. А куда этот итальянец пойдет, если, например, отменят футбольный матч? Мамма Миа!!! Поверьте, он не растеряется. Он может пойти в кино или ресторан. Но в результате пойдет туда, где поют. Нет, не в караоке. В Италии это означает: в оперу.
Популярный музыкальный жанр, который во всем остальном мире считается музейной классикой. Тото Кутуньо признался мне, что сам очень любит Пуччини, Верди и Доницетти. Спеть, правда, какую-нибудь популярную арию сначала долго отказывался, потом уже даже начал, но не смог. Неблагодарное это дело – оперы исполнять. Золотой фонд мирового оперного искусства итальянцы создали в XIX веке. И с тех пор они поют и слушают, ни на секунду не забывая, что принадлежит это исключительно им. Это очень по-итальянски. Бомарше? Кто это? А, тот француз, что жил в конце XVIII века? Тот, который написал «Севильского цирюльника» и «Женитьбу Фигаро» и другие произведения, на которые потом наш Россини сочинил чудесную музыку? Так что поход в оперу для итальянца – это не вопрос престижа или благосостояния, это семейная традиция. А билет совсем не обязательно покупать в партер, можно и на галерку.
В знаменитой миланской Ла Скала давали «Паяцы» Леонкавалло. Главная премьера сезона. Билет у меня был куплен заранее, но я специально приехал к театру за час до вечернего представления, чтобы приобщиться к этому итальянскому семейному мероприятию. Семей действительно было много. Также много было коллег по работе и просто знакомых. И что любопытно, подъезжая к театру, все эти люди не стремились войти в фойе. Прямо у входа, то тут, то там, вспыхивали жаркие дискуссии то о новом законе или очередной афере Берлускони, то о состоянии здоровья сеньоры N или новом фильме Марко Белоккио. Люди обменивались новостями, откровенно сплетничали и меньше всего напоминали оперных страждущих. Из этой пестрой массы мужчин, преимущественно в строгих костюмах, и женщин, исключительно в вечерних платьях, часто – в пол, выделялись иностранные туристы. Американцы в нелепых нарядах, японцы в классических кимоно и заблудшие восточные европейцы в джинсах и свитерах. Многие из них пришли сюда просто посмотреть на ничем не примечательный фасад театра. Иностранцы выглядели инородными телами на этом празднике миланской жизни, который продолжался, обрастая новыми, страшными подробностями болезни синьоры N. Именно в этот момент перед входом в театр появились карабинеры. Спустя пять минут служащие в ливреях с медными бляхами, свисающими до причинного места, начали впускать зрителей в зал. До начала «Паяцев» оставалось четверть часа. Некоторые зрители были недовольны тем, что так и не договорили с друзьями о Берлускони. К слову сказать, музыкальное образование в Италии никогда не было таким распространенным, как, например, в Советском Союзе. Поэтому знатоками оперы здесь просто рождаются. Недаром иностранные певцы порой просто боятся петь итальянской публике местный репертуар. Освистать могут похлеще, чем на футбольном матче. И примеров предостаточно.
В Парме давали «Сельскую честь» Масканьи. После финальной реплики: «Турриду убили!», из зала ответили: «И правильно сделали». Главная героиня оперы «Тоска» в финале бросается вниз с высокой стены римского замка Ангела. Поэтому уже второй век ей позади декорации всегда подкладывают матрас. Однажды в Неаполе бдительные, но неискушенные зрители закричали: «Немедленно уберите матрас!» Или вот история трехлетней давности. Знаменитого французского тенора итальянского происхождения Роберто Аланью освистали именно здесь, в Ла Скала, в первом акте «Аиды» Верди. Дескать, плохо пел. Аланья покинул театр, не дожидаясь окончания первого действия. В общем, итальянцы слушают оперу так же горячо, как и болеют за футбол. Так же профессионально, как оценивают вкус любимого блюда. Так же серьезно, как молятся во время мессы.
О чем говорить, если во время моей встречи с модельерами Дольче и Габбаной, после того, как они все рассказали о моде и о себе, любимых, они сами предложили поговорить об опере. Дольче признался, что любит Верди и Масканьи. Что немецкую оперу он не понимает. Габбана спорил, утверждая, что Малер совсем неплох, но слушать оперу надо на языке оригинала, а немецким он не владеет. Они спорили между собой, а я поражался, как такая специфическая тема, как опера, может завести итальянца? Доменико даже кричал на партнера: «Какой Малер? Ты же не понимаешь немецких певцов, а итальянские – просто лучшие и самые известные в мире». Стефано, внимательно выслушав изрядно возбудившегося друга, вдруг философски заметил: «Итальянцам просто нравится драма. А мы сами похожи на оперу. Нам нравится плакать, смеяться. Сегодня мы на похоронах, а завтра уже на свадьбе. Мы же такие непредсказуемые, как либретто любой оперы».