— Я вы уже в протоколе все записали. А цыган ваш — черт косматый. А мальчишка со страху всё перепутал. Ему вон как рожу расквасило. Думаешь, такой удар бесследно проходит?
Я стоял в тамбуре с цыганом и все это слушал. По словам начальника поезда он спасал меня.
— Я уже говорил вам — двери запер, потому что тот, бузить начал, а у меня шестьсот человек в поезде! Вы что ли бы отвечали если что-то случилось бы. Еще чуть чуть и скрутил бы я его.
Его спрашивали почему он сразу не остановил поезд, когда увидел, что человек выпал.
— Не выпал, а выпрыгнул. Стоп-кран? Ты видел у пацана морду? Мне что нужно было делать? Спасать его и кровь останавливать? Или дергать стоп-кран, когда поезд уже с три километра поехал, прыгать за преступником и бежать его искать? Это ваша работа! Я ее за вас выполнять не собираюсь. Расслабились вы, вот ворье по поездам, и шариться.
Чуть помолчав, он добавил:
— Ну судите меня теперь, за что что первую медицинскую помощь оказывал, а не бегал по полям за вашими уголовниками.
Я поражался его изворотливости. Никакую помощь он мне не оказывал. Одна из проводниц обработала мне раны йодом, а фельдшер, пожилая женщина, прибывшая с нарядом милиции к перрону наложила мне швы.
Она сделала это в двух местах на голове затылке, но предложила не трогать скулу, чтобы не осталось шрама. Настоятельно рекомендовала в Москве сходить в судмедэкспертизу. Все это время за мной присматривал один из сотрудников милиции.
Потом, когда фельдшер закончила со мной, вежливо попросил описать ситуацию. К нему присоединился второй. Все это время я находился в купе проводников седьмого вагона.
Я рассказал ментам всё, что знал об субъекте, начиная с пляжных краж. Подробно описал день и драку, они несколько раз переспрашивали, как всё происходило в тамбуре. Все подробно записали, занесли в протокол, я даже не ожидал подобной дисциплины и въедливости от транспортной милиции. Потом опросили цыгана.
Цыган не видел сам момент, когда Шельма выпал, но, фактически, подтвердил все мои показания ментам. Цыган справедливо считал, что начальник поезда запер двери, чтобы ему с Шельмой никто не мог помешать выкинуть меня Они смотрели на него с недоверием, так же как и он на них. Но тем не менее тоже зафиксировали всё, как полагается.
Менты поспрашивали меня насчет мотивов начальника и я посоветовал им проверить его родственные связи. Я не стал указывать, на то, что считаю их братьями. Но дал понять, что между ними может быть родственная связь.
Менты допросили начальника поезда, попрощались и ушли вместе с фельдшером.
Поезд стоял на станции уже лишних два часа и народ в вагонах возмущался, суетился, ходил туду и обратно интересуясь, когда же наконец отправиться состав.
Проводница устала от этих расспросов и после очередного нервного пассажира призналась нам с цыганом, что это не первый случай на маршруте, когда людей выбрасывают из поезда. Уже полгода раз или два раза в месяц обходчики находят выброшенных людей. Кроме одного, потерявшего память, никто не выжил.
Происходит это на всем пути следования.
Милиция ищет, но пока не может найти зацепок.
— А билеты? Документы?
— По билетам все доезжают, никаких заявлений о том, что потерялись или пропали люди в милицию не поступало. Вот мы и сами уже боимся. Мне домашние говорят, меняй работу.
— Милиционеры сказали, что скоро их поймают, думаю, так и будет — я постарался успокоить женщину.
— Дай-то, Бог.
Поезд тронулся. Мы с цыганом пошли обратно к себе в вагон. Проходя мимо закрытого купе начальника поезда, я знал, что он внутри. Мы с цыганом переглянулись. Я потянулся к ручке-рычагу, но он перехватил мою руку.
— Не надо, ром. Радуйся, что, жив, ром. Пойдем.
— Почему ты решил пойти за мной?
Он пожал плечами.
— Жена сказала, что хороший ром встретит плохого попутчика.
— С каких это пор цыган жену слушает? — удивился я. Я знал, что мужчины у цыган больше всего на свете боялись прослыть подкаблучниками.
— Умный цыган с головой всегда хорошую жену слушает, но поступает по-своему.
— Я сначала подумал, что ты с Шельмой заодно. Подельники. Теперь вижу что это не так. Извини.
Цыган не понял за что я извинялся.
— Умный цыган с головой свою семью на дело не возьмет, не подставит.
— Твоя жена и дети переживают за тебя, наверное?
Мы дошли до нашего вагона. Близилась полночь и многие пассажиры уже спали, укрытыми простынями. В том числе дед из нашего отсека и бабка с бокового места.
Цыганки сидели на местах, продолжали тихо болтать между собой и не обращали на нас с цыганом никакого внимания.