В машине пахло табаком и бензином. На торпеде висела пластиковая табличка с надписью «Водитель образцового обслуживания».
— Цветочные магазины уже закрыты. Если только на Рижский рынок ехать. К азербайджанцам. Только у них цветы это время можно купить. Деньги есть?
— Ну поехали на Рижский рынок. Деньги есть.
— Пятерка сверху.
Я взглянул на табличку, сообщающую пассажирам тарифы на такси и улыбнулся. На ней было написано: «Уважаемые пассажиры оплате подлежит только сумма, показанная таксометром независимо от количетва пассажирова и багажа посадка 20 копеек, час простоя у клиента 2 рубля, за один километр пробега 20 копеек».
— Договорились.
Я вспомнил, как в прошлой жизни у меня и моих коллег было особым шиком по молодости расточительствовать и пижонить. По приезду в Ленинград или Москву мы брали сразу две машины для себя. В первой ехали сами, во второй идущей следом путешествовали наши фуражки.
Водитель завел машину, включил счетчик. Это вернуло меня к реальности. Давно я не слышал этого характерного такания. Там, в прошлой жизни, наверно, только старожилы поймут откуда пошло бандитское выражение «счетчик тикает».
Он посмотрел на мои ссадины и спросил:
— Тебя что, с поезда сбросили?
— Почти.
— Эх, молодость, молодость. Дурные головы у вас. Вы думаете, что жизнь вечная. Поэтому не цените ее. Я тоже так думал, а она вмиг пролетела. Отлично помню себя двадцатилетним парнем. Только закрыл глаза, а теперь вот скоро на пенсию через пару лет.
Таксист был почти ровесником, меня, того из прошлой жизни. В душе засвербило. Мне захотелось рассказать ему всё про будущее. Про страну, про войны, которые сейчас, в восьмидесятых, кажутся невозможными, про себя. Но я сдержался.
— Как Олимпиада прошла? Здорово было? Много иностранцев было?
— Да, что она провалилась, эта Олимпиада.
— Почему?
Водила махнул рукой.
— Да ну. Собрали еще в том году нас в группы специальные. Мы, вместо того, чтобы работать и зарабатывать, учились, как гостей возить. Иностранные языки учили, типа английскому выучили, да вот никто толком два слова на английском связать не мог. Ай эм зе тейбл. Только время зря потратили. Да и не хотел никто работать на линиях. Нарядили нас, как, не знаю кого.
Таксист рассказал, что иностранцы часто пытались расплатиться валютой, еще и по хитрому курсу, а кому охота за валюту объясняться? Кому такой гемморой нужен? Заграничные гости адреса толком выговорить не могли, сдачу ждали всю, до копейки.
Не работа, а одни убытки. Богатых клиентов, которые не считают деньги в кошельке, во время Олимпиады не стало. Москву закрыли для «кошелок», так таксист называл людей, ездящих из регионов в столицу за покупками.
А открыли для ментов. Говорят пятьдесят тысяч со всего Союза завезли, чтобы следили за всем ворьем с шаромыжниками во время Олимпиады. Рассказывали, что собрали Андропов с Щелоковым всех воров и наказали им вести себя тише воды, ниже травы.
Выходит, что преступная братва промышлявшая разными делами в столице и любившая ездить на «люльках», так они называли такси, тоже покинула Златоглавую от греха подальше. А блатари, хоть и не так часто встречались в роли пассажиров, всегда оставляли щедрые чаевые.
— Вез я как-то раненого жулика, они чего-то там со своими не поделили. Я не сразу понял, что порезаный он, — рассказывал мне таксист, — Взял у обочины. Аккуратный такой, в костюме хорошем. Увидел что его пырнули, только когда заметил, что ручка дверная, а потом и пассажирское кресло в крови. По глзам все понял. Говорю — может в больничку? А он еле отвечает — Нет. Ты баранку круути и главное довези до места. А сам вот-вот конца отдаст, думаю. Как-то довез его. Он достает сторублевую купюру, протягивает мне. Я говорю: много. А он молча еще два стольника вытащил сказал, что это за неудобства. Кровь отмыть, всё такое. Такие вот люди бывают. Хоть и преступники, но большой души.
Его глаза горели от восхищения. Я ничего не ответил. Все-таки странный у нас народ. Иногда жалостливый там, где это может быть и не нужно. И жесткий, даже жестокий там, где стоило бы проявить сочувствие.
По его рассказу выходило, что моему таксисту Олимпиада ничего кроме убытков и нервотрепки не принесла.
— А хуже всего, — продолжал он, — что вместо иностранца могли и комитетчики подсесть и начать долго и нудно расспрашивать кого возил, куда возил.
— Неужели, все таксисты в убытке?
— Нет, ну некоторые ловкачи очень даже наварились. Но они по краю ходили. Долларами не брезговали, джинсами, журнальчиками. Ну и нашими товарами фарцевали. Фототехникой, водкой, икрой.