Возможно, как уже было сказано выше, личность Джеммы была известна властям Габеса. И действительно, со времени поимки ее сына она не один раз отваживалась бродить около борджи. Это было сопряжено для нее с немалой опасностью. Известно было влияние, какое она оказывала на Хаджара, это могучее среди туарегов влияние матери. Никто не сомневался в том, что, побудив его к восстанию, она способна будет поднять новый бунт, чтобы либо освободить его из тюрьмы, либо отомстить за него, если военный суд приговорит его к смерти. Этой женщины опасались, так как все племена могли восстать по ее призыву и принять участие в провозглашенной ею священной войне. Но все усилия захватить ее оказывались тщетными. Безрезультатно закончились все экспедиции, отправленные с этой целью в страну шоттов. Охраняемая народной преданностью, Джемма благополучно избегала всяческих попыток захватить ее, после того как удалось захватить сына.
И тем не менее она появилась-таки в самом сердце этого оазиса, где ее ждало столько опасностей! Она пожелала присоединиться к своим друзьям, привлеченным в Габес приготовлениями к побегу ее сына. Если Хаджару удалось бы обмануть бдительность стражи, если бы ему удалось выбраться за стены борджи, мать его направилась бы вместе с ним в марабут, а на расстоянии одного километра от него, в густой чаще пальмового леса, беглец нашел бы приготовленных для побега коней. Свобода оказалась бы завоеванной, а затем, кто знает, не началась ли бы снова попытка восстания против французского владычества.
Весь путь был пройден при условии строжайшей осторожности. Никто среди попадавшихся на пути французов и арабов не мог бы распознать матери Хаджара под покрывавшим ее хаиком. Впрочем, Ахмет умудрялся вовремя предупреждать их, и тогда они все трое укрывались в каком-нибудь темном углу, позади какой-либо заброшенной хижины или под сенью деревьев, и вновь пускались в путь лишь после того, как прохожие удалялись. Наконец, они очутились в трех или четырех шагах от места, назначенного для общей встречи, когда перед ними неожиданно выскочил какой-то тарги note 1, видимо поджидавший их прихода.
Улица или, скорее, дорога, ведущая к борджи, была в то время совершенно пустынна, и, следуя по ней в продолжение нескольких минут, можно было, поднявшись по узкому боковому переулку, добраться до гурби, куда направлялись Джемма и ее спутники.
Направившись прямо к Ахмету, человек, выскочивший из засады, жестом остановил его и сказал:
— Стой, нельзя дальше идти…
— Что случилось, Хореб? — спросил Ахмет, узнавший в этом человеке своего земляка.
— Наших нет уже более в гурби.
Джемма остановилась и голосом, в котором слышались одновременно и беспокойство, и гнев, спросила:
— Разве эти собаки руми подозревают что-нибудь?
— Нет, Джемма, — отвечал на это Хореб, — и стража в борджи также ничего не подозревает.
— Тогда почему же наши друзья покинули гурби? — продолжала Джемма.
— Потому что туда пришли солдаты, отпущенные на вечер в город. С ними был унтер-офицер спахисов Николь, который знает тебя лично, Джемма.
— Это верно, — пробормотала Джемма. — Он видел меня тогда в дуаре, когда мой сын попал в руки его капитана. Ах, этот капитан, если он когда-нибудь…
И из груди этой женщины, матери узника Хаджара, вырвался крик, напоминающий рев хищного зверя.
— Где же нам теперь искать наших? — спросил Ахмет.
— Идите за мной, — отвечал Хореб.
Он повел их в небольшой пальмовый лесок, лежавший по дороге к форту. Лесок этот, обыкновенно безлюдный, оживлялся лишь в то время, когда народ съезжался в Габес в базарные дни. Весьма вероятно было, что в случае удачи можно добраться, не повстречавшись ни с кем, до самого борджи, проникнуть в который, однако, представлялось совершенно невозможным. Ошибочно было бы предполагать, основываясь лишь на том, что части гарнизона дано было разрешение отлучиться в город на воскресный вечер, что это ослабит сторожевую службу. Самая бдительная охрана несла службу, пока мятежник Хаджар не будет перевезен на крейсер для передачи его в распоряжение военного суда.
Укрываясь под сенью деревьев, путники добрались до опушки пальмового леса.
В этом месте стояло около двадцати хижин, из узких отверстий которых проскальзывал кое-где свет. Оставалось пройти до места условленной встречи расстояние, не превышающее ружейного выстрела.
Но едва Хореб вошел в извилистый переулок, как шум шагов и голосов заставил его остановиться. Навстречу им шли около дюжины спахисов, громко кричавших и певших, под влиянием, быть может, продолжительных возлияний в кабачках по соседству.
Признав более благоразумным избежать встречи с ними и желая пропустить их, не будучи замеченными, Ахмет и его спутники укрылись в темном углублении неподалеку от франко-арабской школы.
В этом углублении помещался колодец, за которым все они спрятались.
Шедшие навстречу им солдаты, поравнявшись с колодцем, внезапно остановились, и один из них крикнул:
— Черт возьми! Как пить хочется!
— Ну что же, пей! Вот как раз и колодец, — ответил ему унтер-офицер Николь.
— Как! Пить воду! — запротестовал унтерофицер Писташ.
— Обратись с воззванием к Магомету, быть может, он превратит эту воду в вино?
— Ах, если бы только я мог быть в этом уверен!
— Ты бы тогда сделался магометанином?
— Нет, тем более что Аллах воспрещает правоверным пить вино, а потому, несомненно, не пожелает сделать этого чуда ради неверного.