Адъютант разглядывал на страницах журнала идиллические пейзажи, умилительных младенцев, улыбающихся красавиц.
— Вроде совсем как люди! — удивлялся он. — А такое по всему свету натворили!
Из соседней комнаты вышел Бересов.
— Ого, академик? — улыбнулся он, увидев Филимоненко. — Ну, нашли что-нибудь интересное?
— Нашел, товарищ подполковник, — Филимоненко взял в руки потрепанную клеенчатую книжечку.
Бересов присел на скамейку:
— Читайте!
Филимоненко раскрыл книжечку на странице, которую он заложил найденной среди бумаг шелковой лентой с колючей готической надписью и изображениями каких-то святых. Бересов с любопытством взял ленточку и повертел ее перед глазами.
— Это что за штучка?
— Молитва от военной опасности. Да и дневничок любопытный, с политическими прогнозами, так сказать. — Филимоненко нагнулся к книжечке и стал читать вслух: — «4 февраля 1944 года, Украина. Фюрер приказал держаться, но мы продолжаем отступать. Русские прорываются всюду. Говорят, что мы окружены. Но может быть, это только слухи. Не дай бог, чтобы произошло опять то, что было год назад, в степи между Доном и Волгой. С тех пор многие убеждены, что мы пятимся к пропасти, что на Западе нас ждет окончательный удар. Многие боятся второго фронта. Но может быть, в нем — наше спасение. Разве в 1918 году не боролись мы, европейцы, против нашего общего врага — красной опасности? И разве армии, которые были посланы кайзером, шли не туда же, куда затем шли и армии, посланные Черчиллем? Вполне вероятно, что наши сегодняшние враги за Ла-Маншем станут нашими завтрашними союзниками. Ведь в конечном счете цивилизованный мир не потерпит большевизма и создаст барьер против него. Мы — основа этого барьера и должны держаться до последнего. Эту мысль я внушаю всем моим солдатам, и горе тому, кто посмеет думать иначе. Вчера я лично расстрелял двух, побежавших от русских танков. Второй роты почти не существует. За последние шесть дней мы оставили четыре населенных пункта. Скоро мы вынуждены будем ночевать в снежной пустыне. Это ужасные дни…»
— Ну а дальше не интересно! — Филимоненко захлопнул книжку.
— Н-да, — задумчиво произнес Бересов. — Барьер!.. Черта с два, господа!.. — пристукнул он трубкой по столу. — Европа… Кто за вас там после этой войны голову класть захочет?
Бересов хмыкнул и стал набивать трубку.
Глава 7
ТИШИНА
Ольга проснулась поздно. Ступая по земляному полу хаты, приятно холодившему босые ноги, она подошла к окну.
Ослепительный, сияющий снежной белизной день сверкнул перед глазами, и она на секунду зажмурилась. Все вокруг было светлым, чистым, сияющим. Улица за ночь сделалась неузнаваемой. На всем лежал свежий, нетронутый снег. Он лежал пышно, словно взбитая вата, закрыв следы вчерашнего боя. Развороченные плетни и заборы, хаты с разлохмаченными крышами, деревья, иссеченные осколками, стояли в огромных снеговых шапках, словно щедро обложенные бинтами.
«Хорошо как!» — подумала Ольга, глядя на улицу сквозь морозный узор окна. Она радовалась тишине и тому, что трудный, всех утомивший многодневный бой за Комаровку наконец-то кончился вчера. О том, что с ней было ночью, сейчас не хотелось думать. В радостном чувстве общей победы, казалось, растворились все ее вчерашние горести. Светлые мысли роились сейчас у нее в голове.
«Вот проснешься когда-нибудь в такое же ясное утро и вдруг узнаешь, что война кончилась, что больше уже не принесут изувеченных, хрипящих в предсмертных муках людей и не надо будет, торопливо разрывая бинты, накладывать повязки на страшные, зияющие раны. И никто нигде, ни один человек не станет уже бояться того, что сам или кто-нибудь из его близких может быть убит, искалечен, обездолен. Можно будет снять наконец этот грубый ватник и тяжелые сапоги, надеть легкое платье и туфли, такие, какие у меня были перед армией…»
Ольга улыбнулась, вспомнив свои первые «взрослые» туфли.
Это было зимой, накануне войны, когда она училась в десятом классе. Мать, немножко баловавшая свою единственную дочь, подарила ей тогда ко дню рождения туфли на высоком каблуке. Таких у Ольги еще никогда не было. Налюбовавшись подарком, она спрятала его. Впервые она надела их на выпускной бал. Это был замечательный вечер! Выпускницы казались друг другу другими, взрослыми, значительными, непохожими на вчерашних школьниц: ведь они были уже не ученицы, а люди с законченным средним образованием. Каждая из них хотела обязательно быть врачом, учительницей или инженером. И никто, конечно, не собирался вскоре выходить замуж, хотя каждой и нравился уже какой-нибудь парень.