Как мы и планировали.
«Защити меня, святая Сэя, прошу».
Больше я ничего не могла.
ДВАДЦАТЬ ДВА
Река ног ослабевала. Я бы выдохнула с облегчением, но ребра так болели, что дышать было сложно. Я все еще была в шлеме и нагруднике, но наручи и поножи пропали. Сеть запуталась, и я видела в забрало только тела и кровь на теплом кирпиче.
— Ниа!
Данэлло, но он звучал так далеко. И испуганно.
— Здесь, — прохрипела я, но он точно не услышал бы. Я перекатилась, боль пронзила меня. Я закричала громче, чем звала о помощи.
— Это она!
Не испуганный или дружелюбный голо. Разум кричал мне двигаться, но тело не слушалось. Ноги топали ближе, металл ударил о металл.
Я зажмурилась, приготовилась к боли. Но этого не было. Бой шел надо мной, воле меня, рапиры быстро рассекали воздух.
Кто-то потянул меня за руки и ноги. Я заскулила, придя в сознание. А до этого отключалась? Я не могла сосредоточиться.
— Держись, Ниа, — сказал Данэлло. — Помощь в пути.
— Ние нужен Целитель, — прокричала Эллис. — Не двигай ее. Ничего не делайте, пока Целитель не прибудет.
Мир кружился, тени двигались мимо, люди говорили. Шлем съехал с моей головы. Мужчины остановился, опустился рядом со мной и прижал ладони ко лбу. Боль в груди ослабла, хотя конечности все еще болели.
— Это ее поддержит, пока вы доберетесь до базы.
— Спасибо, — сказал Данэлло.
— Мне пора. Они пробили защиту Лиги. Уже осталось немного.
— Удачи!
Обрывки информации доносились до меня, Данэлло и кто-то, кого мне не было видно, несли меня по улицам в маленький лазарет сопротивления. Солдаты пали. Бой продолжался, но не здесь. Они захватили Верхний и Нижний остров и двигались к Лиге.
«У Джеатара получилось».
Солнце на лице пропало, дверь закрылась. Мои носилки опустили на пол. Я стиснула зубы, пока Данэлло и кто-то еще несли меня на койку.
— Святые, что с ней? — Ланэль звучала встревожено.
— Ее затоптали. Помоги снять с нее нагрудник.
— Нет, сначала я исцелю там кости. Иначе ей будет слишком больно.
Ланэль придвинула стул и села рядом со мной. Я пыталась не думать о прошлом разе, когда мне было больно, а она стояла надо мной. Говорила спать, никак не помогала, как делала и с остальными.
«В этот раз она поможет. Дай ей шанс».
Огонь покалывал в костях, отчасти от исцеления, отчасти от боли. Ланэль латала мои сломанные руки и ноги. Я кричала, пока горло не стало болеть, а она исцелила и это. Жар и боль угасли, и я вжалась в койку, слабая, как утенок.
Я открыла глаза.
Данэлло и Айлин стояли у кровати, грязные, уставшие, но живые. За ними на стене висели картины в рамках. Я была не в лазарете. Хорошая комната, хоть и без окон. Свет давали изящные стеклянные лампы. Мягкий матрас. Пухлые подушки. Даже знакомые.
— Мы победили?
— Да, — тихо сказал Данэлло. Желтые синяки покрывали половину его лица. — Ты в Лиге и безопасности. Отвлечение сработало лучше, чем мы надеялись. Мы миновали моты и забрали Лигу с минимальным сопротивлением. Бои в некоторых местах еще идут, но Лига — наша.
— Слава святым, — я осторожно вдохнула, но боль ушла. Ланэль знала, что делает. — Выглядишь кошмарно.
Он рассмеялся.
— Ты выглядишь прекрасно.
— Врешь.
— Ты жива. Этого мне хватило.
— Где Тали?
Айлин отодвинулась. Тали сидела на стуле и играла с серебряными шнурками, отмечающими ученика Лиги. Напряжение пропало из груди.
— Эллис нашла наверху Гинкева и других Целителей, — сказал Данэлло, взяв меня за руку. — Они прятались в классе. Забаррикадировали дверь, и все такое.
— Она двадцать минут уговаривала впустить ее, — рассмеялась Айлин. — Хотела уже выбить дверь сама.
Я свесила ноги с кровати.
— Где он? Он знает про Тали? С ним говорили?
— Он в палате, а тебе нужно оставаться здесь, — Данэлло опустил ладони мне на плечи и надавил. — Хочешь, я проверю, свободен ли он?
— А ты можешь? Но только если больше никому не нужно исцеление.
— Конечно, — он склонился, поцеловал меня в лоб и ушел. Люди носились за дверью, многие еще были в броне.
— Знаешь, — начала Айлин, — он бегал повсюду и искал тебя. Отчеты описывали, что ты поранилась, но было столько тел, что тебя не могли найти. Он одолел четырех солдат, чтобы защитить тебя.
— Да?
Она закатила глаза.
— Ну, да.
— Но он мог пострадать… или погибнуть.