- Дорогая моя маркиза, нет, Антуанетта, вы же не против, чтобы я вас так называл?
Я вынужденно кивнула, вежливо склонив голову.
- Вы так прекрасны! - я хмыкнула про себя, худющая, бледная после болезни, одетая в белую мужскую рубашку и черные мужские же штаны, одолженные мне тринадцатилетним мальчиком, в прикрывающей этот позор меховой накидке! Просто эталон красоты!
- Вы так хрупки и очаровательны! Ах, это убивает меня - вы замужем! Мне кажется, что я ненавижу этого незнакомого мне счастливчика! Это вроде сумасшествия. Но одно ужасно... Вот я женился, я знаю это чувство... Ужасно то, что мы - старые, уже с прошлым... не любви, а грехов... вдруг сближаемся с существом чистым, невинным; это прекрасно, и поэтому нельзя не чувствовать себя недостойным. Я полюбил вас! Давайте проведем оставшиеся часы вместе!
Порывисто схватил меня за руку. Ужас какой, что же делать? Граф эффектно помигал глазами, чтобы не видно было слез, стер рукавом несуществующую слезинку отчаяния и прижал меня к себе.
- Ты пойми, - сказал он с придыханием, - что это не просто любовь. Я был влюблен до этого много раз, но это не то. Это ОБОЖАНИЕ! Это сумасшедшее влечение!
Он тяжело дышал, я нервно оглянулась, прогуливаясь, мы зашли далеко в сторону от центра лагеря, никто нас не видел. Рем помоги мне, он сейчас положит меня на землю и овладеет мной, а я ничего не смогу с ним сделать. Представляю, как беснуется сейчас там мой мужчина... Чувствую, какую боль причиняют ему железные оковы, которые он пытается порвать... Чувствую рев, рвущий его горло...
- Это не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной. - Врокин мял мою грудь - Ведь я уже не могу уехать, Антуанетта, потому что решил, что этого не может быть, понимаешь это, как счастье, которого не бывает на земле; но я бился с собой весь этот день и вижу, что без тебя нет мне жизни. И надо решить...
{[Лукас]}
Второй день они преследуют огромный обоз. Дорога из Сорве сначала ветвилась по низине бывшей реки Поддубок, во второй половине дня поднялась на возвышенность. Сегодня вечером обоз должен подойти вплотную к предгорьям. Там и планировалось напасть.
Сумерки раскинулись над креландским лагерем крыльями летучей мыши. Небо за многочисленными повозками было зеленым, как неспелое яблоко. Зажглись фонари, но темнота еще не наступила, и казалось, что трепещущие фонари обоза зябнут от холода.
Ардорцы напряженно всматривались вперед. Обоз охраняло огромное количество солдат. Последние успешные налеты встревожили креландцев, теперь нападения на обозы и поселения становились опаснее и опаснее. Лукас вздохнул «нас и так слишком мало. Только в нашем лагере около трех тысяч, четверть из которых женщины, дети и пожилые».
Лукас знал, что таких стихийных поселений бежавших ардорцев в предгорьях много, поселенцы знали о местоположении соседей, связывались друг с другом через посыльных. Пытались скоординировать нападения вместе.
- Надо еще ждать, нападем, когда темно станет, - сказал подошедший Сай;
Николас просто молча кивнул и, скрестив на груди руки, изобразил из себя возвышающийся над всем столетний дуб.
- Наших видел?
Николас снова кивнул.
- В самой середине, не прорваться. Скованы, – помолчал, - будем пробовать прорываться - своих положим и их не спасем, – снова помолчал. – Попробуем убить. Надо разместить стрелков повыше, есть шанс, стрелы их достанут...
Помолчали. Там может быть их Владыка.
- А вон там, в сторонке, господский лагерь, видишь богатые экипажи, в них надо пульнуть огнем. В рабов не попадем, так Господ уничтожим...
- Сзади повозки с орудиями - это первая цель, их надо уничтожить.
- Где Зак?
- С другой группой ушел еще до появления обоза.
Нечего больше было говорить, все и так ясно, всех убить, уничтожить орудия и рабов — основная цель. Они как маленькие злобные собачки нападали на великана, стараясь откусить хоть чуть-чуть, не убить, так хотя бы разозлить. Лукас посмотрел на огромный Сальдор. Ардор, их родина! Они все были связаны с этим местом. Ардорцы чувствовали, что они одно целое со всем Ардором, это их бытие, они испытывали чувство братской близости к своей стране, захваченной и колонизированной врагом. Они так нежно и самозабвенно любили все окружающее, и каждая мелочь была для них ступенькой, ведущей в бесконечность... Лукас помотал головой, опять он отвлекся. Как же он ненавидел ожидание. Его охватило оцепенение, он сидел на земле, сгорбившись, его мощные плечи обвисли, мужчина не увидел, а почувствовал, что Николас сел рядом:
- Я себе по-иному представлял жизнь, – сказал он погодя.
– Все мы так… – сказал Николас.