— Полагаю, что сейчас уже довольно поздно переживать по этому поводу, — сказала Шарлотта, расстегивая платье Эмили. — Те женские чары, с помощью которых ты пыталась вернуть расположение Джорджа, неизбежно должны были произвести впечатление и на других. Тебе не стоит ничему удивляться.
Эмили сделала вид, что внимательно рассматривает узор на одеяле, и больше не сопротивлялась. Она не хотела, чтобы Шарлотта уходила.
— Я боюсь, — еле слышно произнесла она. — Миссис Марч думает, что я убила Джорджа, потому что у него был роман с Сибиллой.
Шарлотта ничего не ответила и продолжала молчать. Молчала она так долго, что Эмили резко повернулась и посмотрела ей прямо в глаза. Лицо сестры было мрачным, а взгляд затуманенным и чуть печальным.
— Вот именно поэтому мы и должны в точности выяснить, что произошло, каким бы неприятным и сложным ни было наше расследование. Завтра я поговорю с Томасом и постараюсь выведать у него то, что он успел узнать.
Эмили молчала. Она чувствовала, как страх растет у нее в душе, накапливается подобно громадной волне, и как одновременно душит тоска по Джорджу. Боль утраты как будто ледяным холодом выстудила ее душу. Если она в самое ближайшее время не узнает правду, то погибнет под тяжким бременем этих противоречивых чувств.
Шарлотта проснулась среди ночи, ощущая, как холодок ужаса пробежал по ее телу. Она съежилась, инстинктивно сжав кулаки. Что-то жуткое вырвало ее из темного кокона мутного сна. И тут она услышала резкий пронзительный крик, разрывающий тишину дома. Шарлотта села, кутаясь в одеяло, как будто в комнате в середине лета дохнуло арктическим холодом. Но ничего… больше никаких криков не было. Полная тишина.
Она медленно вылезла из постели, дрожащими ногами коснулась ковра. Наткнулась на стул. Ее зрение долго привыкало к темноте комнаты с плотно занавешенными шторами. Что она обнаружит на лестнице? Тэсси? В воображении Шарлотты промелькнули жуткие мысли о крови, газовом свете на верхней площадке лестницы, отражающемся на лезвии ножа, и она остановилась посередине комнаты, затаив дыхание.
Наконец где-то в отдалении послышался звук шагов, затем открылась и закрылась дверь. Потом вновь раздался звук шагов, неловких и спотыкающихся, как у людей спросонья.
Шарлотта схватила шаль со спинки кресла, накинула ее на плечи и быстро открыла дверь. Лестничная площадка, находившаяся в конце небольшого коридорчика, была освещена ярким светом. Кто-то зажег несколько ламп. Когда Шарлотта вышла на площадку, там, возле жардиньерки с папоротниками, уже стояла тетя Веспасия. Она казалась сильно постаревшей и очень худой. Никогда прежде Шарлотта не видела ее с распущенными волосами. Они производили впечатление старого серебряного орнамента из завитков, который слишком часто полировали, так что со временем он полностью истерся. Теперь в бледном газовом свете они были похожи на облачко серебристого тумана.
— В чем дело? — спросила Шарлотта хрипло. Голос у нее немного осип, и ей трудно было говорить. — Кто это кричал?
Послышались шаги, и на лестнице, ведущей на верхний этаж, появилась Тэсси. Она испуганно смотрела на них.
— Не знаю, — спокойным голосом ответила Веспасия. — Я слышала, как кричали дважды. Шарлотта, ты была у Эмили?
— Нет, — прошептала та. Она даже не подумала о сестре. Шарлотта хорошо помнила, что в тот момент ей показалось, будто крик доносится из противоположного конца дома и откуда-то издалека. — Я не думаю…
Но не успела она закончить фразу, как распахнулась дверь спальни Сибиллы, и оттуда появился Джек Рэдли в одной шелковой ночной рубашке. Шарлотте чуть не стало дурно от приступа отвращения и разочарования, но в ее сознании сразу же возникла мысль, которая оттеснила все остальные: как скрыть это от Эмили? Она ведь почувствует себя дважды отвергнутой. Как бы мало Джек ни значил для нее, он все-таки разыгрывал из себя влюбленного.
— Ничего страшного не произошло, — сказал он с усмешкой, запустив руку в свои густые волосы. — Просто Сибилле приснился кошмар.
— Неужели? — серебристые брови Веспасии недоверчиво приподнялись.
Шарлотта уже сумела справиться со своими чувствами.
— И что же это был за кошмар? — спросила она с сарказмом в голосе, даже не пытаясь скрыть презрение, которое испытывала теперь к молодому человеку.
Уильям открыл дверь своей спальни и тоже вышел на площадку. Он выглядел смущенным и растерянным. У него было заспанное лицо, и он часто моргал, словно никак не мог прийти в себя после того, как его насильно вытащили из прекрасного забытья, которое явно предпочитал отвратительной яви.