Шарлотта пошла к тете Веспасии, оставив Эмили одну. Молодая вдова не могла заниматься никакими обычными женскими делами: рисованием, вышиванием, музицированием. Она написала все письма, которые требовались, а наносить визиты в такое время было невозможно ввиду светских условностей.
Поэтому в тот момент, когда в гостиную, прихрамывая, вошел Юстас, она не занималась ничем. Но как только он повернулся и заговорил с ней, она заметила ужасный лилового цвета синяк под глазом, который почти закрылся и, скорее всего, сильно болел.
— О боже! — ахнула Эмили. От ужаса у нее перехватило дыхание. — Что с вами случилось? Вы в порядке?
Она, не задумываясь, поднялась с кресла, как будто и в самом деле могла ему чем-то помочь.
Юстас неловко улыбнулся.
— Я просто споткнулся и упал, — сказал он, стараясь не встречаться с ней взглядом. — В темноте. Вам не стоит беспокоиться. Уильям, наверное, там, у себя, — он махнул рукой в сторону оранжереи, — возится со своими чертовыми красками. Он и на пять минут не желает их забыть. А ведь при таком горе в семье он мог бы кое в чем и помочь… Но он всегда от всех обязанностей отмахивается.
Юстас повернулся, поморщившись от боли в ноге, и направился ко входу в оранжерею, оставив Эмили в недоуменном молчании. Она снова села в кресло, еще более остро ощутив свое одиночество. Однако через несколько минут до нее донеслись голоса, неразборчивые из-за расстояния, листвы множества растений и тяжелых занавесей между дверями. Тем не менее было ясно, что в оранжерее между отцом и сыном идет ожесточенный спор, в котором слышна застарелая ненависть.
— Если бы ты, черт тебя возьми, был… там, где должен быть, ты бы знал! — Голос принадлежал Юстасу. Ответ Уильяма Эмили не расслышала.
— …думал, что ты к этому привык! — крикнул Юстас.
— Твои мысли мы все знаем!..
На сей раз ответ Уильяма прозвучал совершенно отчетливо, в нем слышалось нескрываемое отвращение.
— …воображение… никогда не было необходимости… твоей матери!
Возражение Юстаса донеслось до слуха Эмили обрывками через завесу листвы.
— …мама… ради бога! — Со стороны Уильяма это был настоящий взрыв негодования.
Эмили встала. Ее невольное вторжение в слишком интимную семейную ситуацию становилось тягостным для нее самой. Она подумала о том, как ей следует поступить: выйти из гостиной через столовую, пройти через другую часть дома или же все-таки набраться смелости прервать ссору отца и сына и хотя бы на какое-то время прекратить ее. Она направилась было к оранжерее, но затем повернула к столовой и была поражена, увидев на пороге Сибиллу. В первый раз с того времени, когда Сибилла приехала в Кардингтон-кресент, выражение тяжелых душевных страданий на ее лице вызвало в Эмили немыслимое ранее сострадание, которое возобладало над застарелой ненавистью.
— Как ты смеешь! Я не… — Голос Уильяма снова звучал громко и выдавал до предела накаленные эмоции.
Сибилла практически пробежала по всей гостиной. Зацепившись юбками за спинку кресла, она в спешке чуть было не разорвала их. Через мгновение женщина исчезла в оранжерее. Она бежала, не обращая внимания на хрупкие цветы вокруг нее, соскальзывая с дорожки на влажную глину. Еще через несколько секунд голоса за густыми зарослями неожиданно умолкли, и наступила полная тишина. Эмили глубоко вздохнула, внутри у нее все сжалось. После короткой паузы она проследовала к столовой. Ей не хотелось встречаться ни с кем из этих людей, когда они будут выходить из оранжереи. Она сделает вид, будто ничего не слышала.
В главном коридоре Эмили столкнулась с Джеком Рэдли. У него распухла губа, и на ней виднелась полоска запекшейся крови. Левую руку он держал осторожно и как-то неуклюже. Джек улыбнулся Эмили, но улыбка получилась вымученной, так как он тут же непроизвольно сморщился от боли.
— Полагаю, вы тоже споткнулись в темноте? — осведомилась она ледяным тоном и сразу же пожалела о сказанном. Ей лучше было бы пройти мимо, сделав вид, что она его не заметила.
Рэдли облизал губу и поднес к ней руку, но в его взгляде, устремленном на Эмили, была та же нежность, что и прежде.
— Значит, он так все объяснил? — пробормотал Джек. — Но это неправда. Мы сильно поссорились с Юстасом. И я ударил его, а он дал мне сдачи.
— Ну, разумеется, — отозвалась Эмили, но без того презрения в голосе, на которое рассчитывала. — Я удивлена, что вы все еще остаетесь здесь.