Вторая фаза
18
Лайнер приземлился в Гонолулу уже за полдень. До восхода луны оставалось добрых пять часов, но май-тай[28]уже плескался в шейкерах, ананасы ритмично раскачивались, мангусты вовсю спаривались, а кокосовые орехи просто катались в экстазе. Гавайское солнце в отличие, скажем, от солнца Небраски определенно попало под влияние луны и выказывало все признаки типично женского поведения. Конечно, гавайское солнце точно так же спалило бы шкуру любого, кто посмел бы проявить к нему неуважение, но это светило окружала некая романтическая аура, в нем чувствовалось прямо-таки лунное отношение к любви, которое солнце Мексики сочло бы глупым слюнтяйством. Несмотря на дорожные пробки, непрестанный шум и гам густонаселенных районов, чадящие трубы рафинадных заводов и нелепый вид японских туристов, разгуливающих по раскаленным пляжам в деловых костюмах и узких туфлях, Гавайи все же были великолепным наглядным пособием для путешественника, своеобразным мазком Папаниколау для выявления инфлюэнцы в раю.
Гавайский язык был так бестолков и эротичен, что уличные вывески воспринимались скорее как приглашения на буйные языческие оргии, а словечко «трахнуться» не сходило с уст каждого, кто еще оставался трезв. Гавайский – уникальный язык, в котором рыбу назвали «хумухумунукунукуапуа'а», а птицу – «о-о», и никому не было дела, что по размерам птица раз в десять крупнее рыбы.
Хумухумунукунукуапуа'а (нет, если пишущая машинка наслаждается этим словом так искренне, как «Ремингтон SL3», она небезнадежна) и теперь весело резвится в гавайских водах меньше чем в полусотне ярдов от кожаных подошв инженеров из «Сони», но птица о-о, эта любительница нектара с шикарным оперением, давно исчезла. Гавайские короли обожали украшать свои парадные мантии хвостовыми перьями о-о. Гавайские правители были великанами, и мантии им шили соответствующие. На одну королевскую мантию уходило очень много перьев о-о. В погоне за хвостовым оперением всех о-о истребили. Ох– Ох, макаронный бог.
Несмотря на то что экологическая сторона вопроса повергла бы принцессу в ужас, Ли-Шери не отказалась бы примерить наряд из перьев о-о. Если бы наша бледная принцесса могла выбрать страну, которой ей хотелось бы править, она, несомненно, предпочла бы Гавайи. Как только Ли-Шери спустилась по трапу, ее сердце пустило по венам и артериям чистый сок гибискуса. Даже со связанными за спиной руками принцесса нашла бы способ преодолеть стены, ограждающие Гавайи от остального мира, – если бы такие стены существовали. От одного вида Гавайев ее душа размякла.
К сожалению, долго предаваться сладким грезам принцесса не могла. Из-за переполоха с лягушкой лайнер приземлился на острове Оаху всего за несколько минут до внутреннего рейса на Мауи компании «Алоха[29]эйрлайнз». Ли-Шери и Хулиетте пришлось бежать (если суетливую припрыжку Хулиетты можно назвать бегом) из одного конца аэропорта Гонолулу в другой. Желая во что бы то ни стало успеть на самолет, принцесса и ее старая служанка не заметили Бернарда Мики Рэнгла, который размашистым шагом следовал бок о бок с ними.
19
Самолет швыряло в небе, точно бумажного змея. Пока воздушные потоки играли с маленьким самолетиком, лица некоторых пассажиров приобрели оттенок гавайской листвы. Ли-Шери чувствовала себя нормально: в аэропорт ее привез шофер Чак, и после такой поездочки небольшая болтанка казалась принцессе сущей ерундой. Хулиетта была просто слишком стара, чтобы чего-либо пугаться, хотя до сих пор дулась из-за отобранного тотема. Что касается Бернарда М. Рэнгла, который сидел позади принцессы и разглядывал ее рыжие волосы, его сердце ровно билось о взрывчатку, примотанную скотчем к груди.
Мысли принцессы трепыхались так же, как самолет, – вверх-вниз, туда-сюда. Только что ее занимали красоты милых сердцу Гавайев, а в следующую минуту она уже думала о предстоящем симпозиуме и огромной пользе, которую он принесет. Еще через несколько мгновений Ли-Шери принялась размышлять о собственной персоне: кто она есть и кем станет в будущем.
«Я – принцесса, – напомнила себе Ли-Шери, но прозвучало это не слишком убедительно. – Принцесса, выросшая в ежевичных дебрях на задворках Сиэтла и даже носком теннисной туфли не ступившая на землю своих высокородных предков. Принцесса, которая ничегошеньки не знает о правах и обязанностях принцессы, которая вела себя, как распоследняя кретинка, которая… гм… разочаровалась в мужчинах и любви и слегка растерялась в жизни, которой нужно еще многое узнать, но, что ни говори, я все же самая настоящая принцесса, ничем не хуже какой-нибудь там Каролины или Анны. И пускай в последней четверти двадцатого века сама идея королевской власти выглядит неестественной, изжившей себя и в чем-то упаднической, я настаиваю на своей принадлежности к благородному королевскому роду, потому что без этого я – не более чем привлекательная молодая особа с усталым взглядом «да-я-ходила-в-колледжа-что-толку», которой нечем заинтересовать окружающих. То ли я чрезмерно чувствительна к этой боли (а вдруг весь мир – горошина под моим тюфяком?), право, не знаю, но раз я принцесса, стало быть, способна сделать что-то, чтобы облегчить страдания людского рода. А конференция по вопросам спасения Земли просто укажет мне нужное направление. Интересно, Ральф остановится в той же гостинице, что и я? Надеюсь, я не забыла уложить в чемодан футболку с надписью «Нет ядерному оружию!». А разве Кросби, Стиллз и Нэш[30] не отдыхают в Лахайне? Сколько бокалов май-тай я одолею, прежде чем от меня начнет пахнуть, как от возбужденной бабочки?» Мысли принцессы плясали в дрожащем воздухе по синусоидальной кривой.
Вскоре самолет пролетел над Мол окаем, и уже показалась красноватая вершина Халеакалы: она горела на юго-востоке, будто камень в «перстне настроения» Трумэна Капоте.[31]
«Мауи, – шепнула Ли-Шери Хулиетте. – Мауи». Принцесса выпрямилась, и ее рыжая макушка показалась над спинкой кресла. Бернард, он же Дятел, оценил ее взглядом знатока.
20
Подозревая, что власти могут проверить, кто и когда покупал в магазинах краситель для волос, Бернард самостоятельно приготовил краску из кореньев. Пахла она весьма специфически, но женщинам аромат очень даже нравился. У самого Бернарда он вызывал ассоциации с парящими в вышине орлами, волчьим воем, кокаином, фугасными зарядами и крепконогими конями, а также с пещерой, скрытой за завесой водопада. На окружающих запах производил несколько иное впечатление: Бернарда часто спрашивали, не моет ли он голову рутбиром.[32] Бернард ограничивался окраской волос на голове и потому занимался любовью исключительно в темноте. Как-то раз он пролил краску прямо себе в башмаки и с тех пор красился только обутым.
ДВЕНАДЦАТЬ САМЫХ ЗНАМЕНИТЫХ В МИРЕ РЫЖИХ1. Люсиль Болл,[33] комедийная актриса
2. Генерал Джордж Кастер,[34] «белая ворона» от кавалерии
3. Лиззи Борден,[35] убийца
4. Томас Джефферсон, революционер
5. Ред Скелтон,[36] комик
6. Джордж Бернард Шоу, драматург
7. Иуда Искариот, осведомитель
8. Марк Твен, юморист
9. Вуди Аллен, юморист
10. Маргарет Сангер,[37] феминистка
11. Скарлетт О'Хара, стерва
12. Бернард Мики Рэнгл, террорист
Глядя на этот список, аналитические умы могут сделать вывод, что рыжеволосые люди, как правило, либо опасны, либо забавны, но необходимость закрашивать рыжину возникла лишь у одного из всей дюжины. Даже Иуда не скрывал своего естественного цвета волос. Иуда Ис-Каротин, Иуда Морковная Башка.
Что ощущал Бернард, пряча веселые перышки дятла под траурным нарядом ворона? Заметив восхищенные взгляды, которые он бросал на обе макушки – и Халеакалы, и Ли-Шери, – невнимательный наблюдатель счел бы Бернарда ценителем рубинов, застрявших в угольной выработке, однако при более тщательном изучении становилось ясно, что Дятел испытывал почти чувственное удовольствие, скрывая алое пламя своих кудрей от безжалостного ока закона под тончайшим слоем пигмента. И, разумеется, у Бернарда в штанах, как и у других мужчин, всегда была при себе та самая горячая красная головка – что характерно, и забавная, и опасная одновременно.