Он подумал, что им обоим в какой-то мере повезло. Ей повезло, что он смог, пусть ненадолго, напитать ее иллюзию полнокровности, хотя, рассуждая житейски, было бы лучше, встреться на ее пути человек более основательный в жизнеустройстве. Ему повезло, что в его жизни проходила такая проницательная и участливая во всяких душевных движениях женщина. А теперь, подумал он, я выгляжу неблагодарной . А человек, которому повезло, должен быть великодушным.
Они уже свыклись с уклончивой манерой разговора, и если поначалу обходились немногими простыми словами, чтобы друг друга, то постепенно слова тяжелели, обрастали намеками, сквозь которые приходилось продираться с трудом, если хотелось понять друг друга, и теперь можно было задохнуться от обилия слов, а речь подходила к пределу немоты.
— Посмотрим, что у нас на этот раз получится, — сказала она.
— Я написал рассказ, — похвалил себя Егор.
— Ну и что? Что ты собираешься изменить своими рассказами?
— Сейчас это не совсем обычно. Действие происходит в том городе, куда мы летим. Вернее, то, что можно назвать действием. Это о нас с тобой.
— Значит, у нас все уходит, — заметила она. — Иначе ты не стал бы высекать надгробие. Пусть так. И что же происходит в рассказе?
— Двое летят в город, где никогда раньше не были. Они любят друг друга…
— Ты уверен в этом?
— Но последнее время у них что-то не ладится с любовью. Он — молодой литератор, она — милая обаятельная женщина, социолог, с тонким вкусом, острой интуицией и целой кучей всяких других достоинств и прелестей.
— Спасибо, милый. Все это свежо и оригинально. И что же происходит в рассказе с этой обаяшкой?
— Герой написал рассказ о женщине и о себе. О том, как они летят в город, где раньше не бывали, и о том, что у них не ладится с любовью. В рассказе герой пытается анализировать свои отношения с героиней и определить, что делать дальше, потому что отношения их бесконечно и оба они не видят выхода.
— Если анализирует, значит, не любит, — сказала она, не глядя на него. — Чем же у них там кончается?
— Ничем. Это как раз то, что я сам хотел узнать.
— Я должна найти выход?
— Нет. Придумать конец рассказа.
Самолет начал терять высоту, проскользнул в облаках, лег на крыло. Редкий лес внизу был похож на карликовый кустарник, припорошенный свежим снегом.
— Мне так хотелось, чтобы ты стал настоящим художником, — продолжала она. — Кажется, я делала для этого все, что могла. Но в тебе не было заметного движения. Или его вовсе нет в тебе — движения? Посмотрим, что получится на этот раз. Сюжет забавный, но, боюсь, тебе с ним не справиться.
— Почему? — возмутился Егор.
— Такой сюжет — замкнутая система зеркал, где все отражается во всем. Трудно сохранить чувство меры, такта и не впасть в риторику. Ты и прежде впадал в риторику. Ты учительствуешь. Ну дато твое вечное донкихотство.
Самолет прошел над лесом и нацелился на взлетную полосу, обозначенную елочками. В начале полосы, огражденные от заносов стенами из снега, стояли два небольших истребителя. Неподалеку от них трудился игрушечный бульдозер. Самолет пробежал полосу, притормозил и свернул налево, на небольшое, размером с четыре футбольных, поле аэродрома.
Когда они спускались по трапу, было уже светло. На летном поле стоял еще один самолет, вдвое меньше, желто-красный и с черной надписью на фюзеляже: «Северное управление». Трудно было почувствовать себя своим в этом глухом, неласковом месте — город далеко от аэродрома, а здесь взгляд натыкался на тощие, вытянувшиеся от резких заморозков деревья.
Рядом с одноэтажным бревенчатым зданием аэропорта стоял автобус-экспресс, а перед ним такси, и шофер, прислонясь к капоту машины, раздумчиво жевал папиросу.