И вот, значит, пользовала я эти доллары с недельку, пока они не закончились и мне не пришлось все же съездить в магазин за специальным наполнителем для кошачьего лотка. Однако котеночек проявил решительность. Где-то в его крохотном подсознании накрепко засела ассоциация, этакая неразрывная связка: туалет – это там, где лежат зеленые бумажки. А вовсе не гранулированные комочки.
Выбить я эту мыслю из него так и не смогла. Таким образом раз в недельку я засучиваю рукава и превращаюсь в фальшивомонетчика. У меня в компьютере даже специальная форма лежит для распечатки долларов.
В общем, мой котеночек крутит мной как хочет.
От двери послышался шелест, я обернулась – и увидела, как заходит Дэн. Наши взгляды скрестились, и мне стало трудно дышать.
– Меня не заменили еще? – тихо спросил он.
– На кого? – прошептала я. – Никто в мире не сравнится с тобой…
Он мягким шагом пересек холл, остановился под лестницей и глядя на меня снизу вверх, пропел:
– Рапунцель, Рапунцель, спусти свои косоньки вниз.
– На, мне не жалко! – я лихо перекинула через перила две длиннющие, до коленок, косы.
Денис, безжалостно топча диван, залез по нему на поддерживающую лестницу колонну, подтянулся, ухватился за перила и губы его коснулись моих.
Динь-динь-дон…
Мир слова заволокло пеленой…
Стало неважным абсолютно все.
Только бы это не кончалось…
Только бы…
«Очнись, – жестко велел внутренний голос. – Очнись, Магдалина»
Я встрепенулась и взглянула в прозрачные серые глаза Дэна.
– Не свалишься? – шепнула я.
– Так держи крепче! – посоветовал он. – А то вот, сползаю! – его губы спускались все ниже и ниже. Я ржала от щекотки как сумасшедшая, а он усердно чмокал мою футболку в районе пупка.
– Что тут происходит? – раздался вдруг ледяной голос.
– Мама, – сказала я от неожиданности.
А бедный Дэн все же свалился.
Тут надо сделать лирическое отступление. Дело в том, что у меня есть маменька. Благодаря ей я никогда не стану доброй христианкой – заповедь о любви к родителям мне решительно не соблюсти. Мать у меня, прости Господи, змея еще та. Заслуженная учительница по виду и повадкам, седоватые волосы всегда аккуратно уложены валиком. Худенькая, и даже вроде с виду безобидная – пока не открывает рот. А если уж открыла – все. Тушите свет. Ибо далее последует в зависимости от ситуации либо нуднейшая проповедь, причем в прямом смысле, с извлечением из сумки брошюрок – мать у меня Свидетельница Иеговы, – либо нотация. Что лучше – непонятно.
Мой образ жизни она решительно отвергает, считает что я ерундой занимаюсь, и до сих пор пытается отправить меня учиться в педагогический вуз. Также она крайне желает видеть меня замужней дамой, с выводком ребятишек около юбки То, что я открыто живу с Дэном нерасписанная – повергает ее в столбняк. Однажды, после пары часов ее нотаций, что я распутница и падшая женщина, что он мной попользуется и бросит меня брюхатой, причем непременно двойней, которую я принесу ей, маменьке, в подоле – я совершила необдуманный поступок. Я встала и сказала, что Дэн мне в общем-то давно предложение сделал, так что пусть успокоится! Мать посмотрела на меня недоверчивым взглядом и язвительно спросила, чего же я тогда до сих пор не замужем? А я возьми да ляпни – мол, я считаю что надо сначала пожить вместе годика три, дабы потом не пришлось со скандалом имущество делить и детей одной растить на алименты.
С тех пор мать моя беззастенчиво наезжает на Дэна – мол, ты мою дочь опозорил и грех покрыть не хочешь, Дэн скрипит зубами, явно проклиная свое хорошее воспитание, которое не позволяет ему сказать моей маменьке все, что он о ней думает. Ну а потом они дружно начинают капать мне на мозги – когда же я узаконю наши отношения.
Сначала я яростно отстаивала свою точку зрения, теперь же с видом олигофренки пялюсь в окошко, иногда открывая рот, чтобы сказать: «Мамочка, ну перестань!». С таким же успехом можно просить грозу не проливать дождь из туч на землю.
В общем, все поняли, насколько тяжела моя жизнь? Тогда прекращаю ныть и идем дальше.
Когда я увидела маменьку, мне враз стало плохо от мысли, что у нее, оказывается, есть ключ. Дэн сидел около дивана, потирал ногу и на мой панический взгляд ободряюще улыбнулся:
– Это не то что ты думаешь. Это я растяпа и не закрыл дверь.
Уже который раз замечаю, что мы с ним понимаем друг друга без слов.
– Маня, – снова возмущенно повторила маменька. – Что за разврат я вижу?
Мы с Дэном поежились под ее брезгливым взглядом. Маменька же набрала в грудь побольше воздуха и начала:
– Вы ведете себя недопустимо!
– Мам, – прервала я ее.
– Не смей меня перебивать!
– Послушай меня все-таки, – пожала я плечами. – Во-первых, я у себя дома и имею право делать все что мне в голову взбредет. Во-вторых – мне двадцать девять лет. В третьих – простите, но чему ты возмущаешься? Дэн мне почти муж!
– Он тебе, милочка, не муж! – злобно заметила она. – Попомни мои слова, он…
– Леди, а я тут, если вы не заметили, – тактично проинформировал Денис. – Здравствуйте, Ольга Алексеевна.
Мать смерила его уничтожающим взором и снова развернулась ко мне.
– Перед соседями стыдно, – шипела она. – Меня все спрашивают – мол, это кто с твоей Маней, муж? А мне и сказать нечего.
– Как это нечего? – нахмурился Дэн.
– А кто ты ей? – рявкнула мать. – Любовник ты ей! Хахаль! Сегодня тут, завтра там, а пока пользуешься Манечкой да растлеваешь ее!
– Это еще кто кого растлевает, – буркнул Денис.
– Мать! – твердо сказала я. – Перестань пожалуйста!
– Да как перестать?!! – закричала она. – Перед людьми стыдно!!!
И тут Дэн психанул.
– Помолчите, Ольга Алексеевна! – неожиданно рявкнул он, схватил из вазы букет, глубоко вздохнул и обернулся ко мне.
– Магдалина, – жестко сказал он. – Ты за меня замуж пойдешь?!
– Когда? – растерялась я.
– Да прямо сейчас поехали и подадим заявление!
Он решительно поднялся по лестнице ко мне и вручил букет. Со стеблей роз капала холодная вода прямо мне на ноги, просачивалась сквозь ткань джинсов, и благодаря этому я пришла в себя.
– Погоди, – слегка охрипшим голосом сказала я. – А с чего это вдруг?
Он взглянул в мои глаза, словно пытаясь в них что-то найти, помедлил и тихо признался:
– Потому что ты единственная в моем сердце… Ты выйдешь за меня?
– Конечно, – прошептала я, донельзя изумленная.
Пока Дэн меня целовал, маменька не проронила ни звука. Я специально косилась на нее – она стояла около двери и раскрыв рот, во все глаза смотрела на нас. Черт возьми, в конце концов это неприлично! Могла бы и отвернуться! Впрочем, гораздо страннее было то, что она не завопила, что мы занимаемся развратом.
Дэн наконец оторвался от меня, и тут маменька очнулась. Слегка прокашлявшись, она робко подала голос:
– Денис Евгеньевич, а регистрация когда?
Мы с Дэном одновременно ухмыльнулись. Ну вот, махом он из растлителя невинных девиц превратился в Дениса Евгеньевича!
«Идиотка! – завопил вдруг голос, – Вот тебе и свадьба! Ты что, забыла?!! А следом – болезнь и гроб!».
– Я думаю, что в конце нед…, – начал Дэн.
Я ловко закрыла ему рот ладошкой и принялась подсчитывать:
– Так… Банкетный зал надо заказывать во «Временах года», – там еще неизвестно когда примут заказ, платье шить буду у Мюглера, он с кожей работает классно, это тоже время надо…
– Ух ты! – восхитился Дэн. – Кожаное свадебное платье!
– Не мешай, – отмахнулась я. – Ну насчет свадебного путешествия тоже решить надо. У тебя как проект, над которым ты сохнешь? – повернулась я к Дэну.