Мне чертовки нравится смотреть, как он смущается, краснеет, нервничает, покусывая свои красивые, пухлые губы.
Настроение не то чтобы хорошее. Скорее озорное, мальчишеское. Давно такого не испытывал. Откровенно наслаждаюсь этим.
Ощущение такое, будто вернулся в школьные годы. Когда окружающий мир еще не был настолько порочен и развращен. Когда целомудрие и чистота не были забытыми и покинутыми истинами. Когда любовь не была настолько продажной и уродливой. Когда ради нее совершались глупые, а порою даже и опасные безумства. М–да, сейчас всё это кажется непостижимо далеким, утерянным, позабытым. Грустно. Печально.
На протяжении всего времени, что мы беседуем, я с упоением наблюдаю за Аликом. С наслаждением впитывая в себя эти чистые, неподдельные эмоции, что в таком многообразии отражаются на его лице и глазах.
Когда он закуривает, задумчиво выпуская стойку дыма в потолок, еле удерживаю себя на месте, что бы не сорваться и не впиться в его рот голодным поцелуем. Интересно, он вообще догадывается, как порочно и в то же время целомудренно у него это получается?
Пока Алик разговаривает со своим бывшим по телефону, вижу грусть и тоску в полюбившихся мне, синих, словно сам океан, глазах. Ловлю себя на мысли, что меня это злит… Ревность? Да ну, что за бре–е–е–д…
За каким–то чертом говорю пафосные слова о любви. Хотя сам в нее не верю. Порывисто ухожу из кухни, чтобы найти для Алика, во что переодеться. Не могу понять, почему вообще на всё это так реагирую? Кто мы друг другу? Чужаки. Незнакомцы, между которыми пропасть минимум в десять лет, плюс социальное положение, ну и напоследок, мое неумение любить, доверять, быть привязанным к кому–то другому…
Но вот когда слышу его тихое: «Я его не любил» срываюсь с места и сминаю его губы требовательным поцелуем, руша свои же собственные бастионы из сомнений и колебаний. Хочу его, хочу сейчас, и пусть все катится к чертям...
Ворвавшись в горячие глубины, ласкаю его рот изнутри, то усиливая напор, то ослабляя, то прикусывая, то зализывая. Ни один уголок не укрывается от моего любознательного языка. Наградой мне служит стон, сорвавшийся с губ Алика, потонувший в безудержной страсти нашего поцелуя.
Всё хорошо, всё просто замечательно. В состоянии эротического безумия, сбивая углы и предметы декора, каким-то чудом добираемся с ним до моей кровати и падаем на нее, не разрывая объятий. Алик стонет и выгибается, трется об меня и изнывает от желания. Я же упиваюсь своей властью над его телом, которое жаждет меня так же сильно, как и я его, которое откликается на каждое мое прикосновение, укус или же поцелуй множеством мурашек и лихорадочной дрожью. Наше общее желание захлестывает нас всё сильнее и сильнее, грозясь смести любые препятствия на своем пути. Но только не те, которые воздвигла человеческая психика...
Всё меняется в одночасье, как только я начинаю вводить смоченный в смазке пальцы в желанную попку Алика. Его томное и прерывистое дыхание сменяется рваным, сиплым хрипением. Тело вмиг покрывается бисеринками пота, сотрясаясь судорогами озноба.
В панике переворачиваю его на спину и заглядываю в полные ужаса глаза. Что случилось? Когда? Из–за чего? Все эти вопросы вихрем проносятся у меня в голове, пока я решаю, что же делать дальше. По всем признакам у парня типичный приступ паники. Я уже с таким сталкивался когда-то в институте.
Алик же, не понимающий, что с ним происходит, мечется по постели, хватаясь руками за горло. Ему кажется, что он задыхается, хотя это не так:
– Аличек, мой хороший, посмотри на меня, – прошу я, вспоминая все приемы отвлечения и переключения внимания, – слушай мой голос, ладно? Всё хорошо, слышишь, хорошо...
– Что со мной, Глеб? – сдавленным шепотом спрашивает напрочь перепуганный парень, – я задыхаюсь… мне страшно…
– Алик, слушай меня. Ты не задыхаешься. Твое дыхание ровное и глубокое. Повторяй за мной, – завладев его вниманием и уже более осмысленным взглядом, начинаю считать, – один, два, три, ну же, маленький, помогай мне, – улыбаюсь, хотя внутри всё сжимается от страха.
– Четыре, пять, шесть... – уже в унисон со мною считает Алик хриплым, свистящим от напряжения голосом, – семь... восемь... девять...
В конечном итоге, счет в совокупности с моим монотонным, успокаивающим голосом начинают делать свое дело. Дыхание Алика выравнивается, дрожь в теле спадает.
– Малыш, обхвати меня руками за шею, – прошу я, заглядывая в такое по-детски доверчивое лицо парня. Он кажется мне сейчас таким юным, совсем ребенком, впервые столкнувшимся с несправедливостью и несовершенством мира, взирая на него широко раскрытыми глазами. В этот момент понимаю, что парнишка доверяет мне на сто процентов. И это меня пугает... Чертовски пугает…
Я не привык и не умею заботиться о ком–то, кроме себя. Я не знаю, как доверять людям, поэтому предпочитаю держать их от себя подальше. Так безопаснее.
Заношу Алика в ванную комнату и опускаю его на дно своей большой ванны–джакузи. Включаю теплую воду и прошу его смотреть на нее, не отрываясь, сосредоточившись на звуке ее течения, параллельно массируя и растирая ему плечи, шею, голову…
С каждой минутой, с каждым новым вздохом тело Алика расслабляется. Дыхание становится ровным и глубоким.
Переношу обессиленного парня обратно на кровать, где он тут же забывается спокойным сном, а я лежу рядом и перебираю его густые, шелковистые волосы и пытаюсь понять, чем, черт возьми, была вызвана паническая атака, которая оказалась нежданчиком не только для меня, но и для самого Алика.
Глава 5
POV Алик
Когда Глеб начинает меня яростно целовать, по началу я и поверить не могу в реальность происходящего. Но его натиск, сила и сводящая с ума энергетика отправляют все мои сомнения и неуверенность за пределы этой реальности.
Отдаюсь желанию и страсти полностью и без остатка.
Происходящее со мною сейчас заставляет вспомнить давно забытые ощущения. Такие упоительно сладкие, томительные, превращающие кровь в лаву, взрывая все органы чувств феерией, погружая тело в экстаз.
Глеб, не стесняясь, ласкает мое тело смело и дерзко, оставляя следы из засосов и укусов, прокладывая дорожки от шеи к ключицам, от горошин сосков к ушным раковинам. А я стону и выгибаюсь, зарываясь в густые, шелковистые волосы мужчины, неосознанно шепча всякий романтический бред.
Ласки становятся более эротичными. Руки блуждают везде и сразу. Движение длинных пальцев по спине, ягодицам, и вот они уже касаются самого сокровенного...
Чувство тревоги зарождается во мне слабой, еле тлеющей, искоркой и с каждой новой лаской Глеба разгорается всё сильнее и стремительнее. Усиленно гоню от себя это странное и непонятное ощущение страха и паники. А оно всё растет и растет во мне, затапливая собою всё мое сознание…
Как только Глеб начинает ласкать пальцами мою дырочку, мне катастрофически перестает хватать воздуха. Изо всех сил пытаюсь взять себя в руки и обуздать панику и страх, которыми разрывает мое сознание на части, но ничего не выходит...
Меня начинает сотрясать озноб, горло сдавливает спазмом, живот скручивает тупой болью, меня всего прошибает холодный пот.
Я не понимаю, что происходит. Такого раньше никогда не было. Никогда прежде я не испытывал такого панического ужаса перед самим фактом проникновения в меня. А сейчас я лежу и понимаю, что просто умру, сойду с ума, если это произойдет, но как назло, не могу ни пошевелиться, ни сказать, ни оттолкнуть. Просто лежу и захлебываюсь своим собственным ужасом и страхом.
Дальнейшие события развеваются, как в тумане. Вижу испуганное, непонимающее лицо Глеба, слышу его спокойный, тихий голос, который гипнотизирует и успокаивает. Затем теплая и расслабляющая вода. Его сильные руки на моем скованном в панцирь теле…
Упускаю момент, когда весь мир для меня гаснет...
Прихожу в себя, настороженно прислушиваясь к окружающей обстановке. Тишина.
Приподнимаюсь в постели, осматриваюсь. Жалюзи на окнах закрыты, создавая тем самым полумрак. Сама спальня большая, аскетично обставленная, что неизменно говорит о характере своего хозяина. Тяжелая массивная мебель, бежево-коричневые тона отделки, полное отсутствие цветов, но присутствие экзотических ваз и кованых элементов декора. Всё это создает ощущение холодной сдержанности и функционала. Под стать самому Глебу.