Меня окружала темнота — без мерцания стен туннеля, — будто я и не открывал глаз. Будто уткнулся головой во что-то мягкое и непроглядное. Мне никогда не приходилось тонуть в торфяном болоте, но именно такое сравнение пришло в голову. Казалось, что я попал в бездонное болото, хотя теоретически это не могло произойти так сразу. В мускулах ощущалось движение, но, как и раньше, я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Подумалось, что так, наверное, и Крейтон лежит в каком-нибудь заповедном болоте, потому мы его и не нашли. Может быть, в этом же самом, несмотря на разницу в фокусировке трансляторов.
Я сделал вдох — дыхание нормальное. Повреждений в скафандре как будто нет. Попробовал повернуться всем телом, чтобы ощутить среду, в которую попал, — напрасно; за мягкостью ощущалось что-то неподатливое. И понял, что мягкое вещество — это надувные ткани скафандра, который должен предохранять пилота и в том случае, если ему придется садиться на воду. В болоте утонуть еще труднее. Однако мягкость была не везде одинакова. Это помогло мне постепенно сориентироваться в положении моего тела. Я не лежал головой вниз — состояния невесомости не было, а кровь пульсировала нормально. Внезапно я ощутил вибрацию. То твердое, на чем я лежал, чуть ощутимо вибрировало. Тело испытателя трудно обмануть; попав в любую машину, оно в первую очередь прислушивается к вибрациям…
Да, я, видимо, лежал в какой-то бесшумной машине и вместе с ней куда-то летел. Когда и как я попал в нее?.. Мой рассудок не хотел верить показаниям чувств: мне не раз приходилось солоно из-за них в испытательных космических полетах при разных режимах. Я даже решил выругаться по-нашему, по-космонавтски, да завернуть покрепче, чтобы еще раз проверить и себя, и „докладчиков“. Но меня опередили. Над самым моим ухом раздался голос, и не лежи я как в заколоченном гробу, наверное, подпрыгнул бы:
— Вы меня слышите?
Я стиснул зубы — хоть челюстями можно было двигать. Мне даже показалось, что я услышал, как они сомкнулись. Однако голос прогремел повторно, будто раздраженный помехами в аппаратуре оператор опробовал микрофон:
— Иванов, вы меня слышите?
Ого, сказал я себе, потому что парень я был довольно хладнокровный, ого, раз и собственное имя слышишь, значит, ты точно сбрендил! Сейчас навстречу выйдет лев и заревет глухим басом: „Привет, дедка!“. Но раз ты можешь утверждать, что сбрендил, значит, тут что-то вроде кратковременных эйдетических явлений. Я натренировался на них в камерах молчания. Не бог весть какая опасность — поболтать с тем, кто непрошеным лезет в мозги. Будет над чем посмеяться потом, при прослушивании записи.
— Да, — ответил я с иронической любезностью, потому что все равно ничего не мог сделать, пока не справлюсь с собой. — Я к вашим услугам. А кто вы такой?
Эйдетическое явление ответило более чем странно:
— У вас нет времени на разговоры. За десять минут вы должны решить, останетесь здесь или вернетесь к себе.
Ну, такого забавного вопроса я никак не ожидал, а гроб, в котором я находился, меньше всего располагал к постоянному пребыванию.
— Вернусь, конечно. Но не раньше, чем сделаю дело, и не без вашей помощи. Крылышек у меня нет…
Меня бесцеремонно прервали:
— Ваше решение считаем окончательным.
— Ого, — ухмыльнулся я в устрашающе сгущающуюся темноту, что плыла перед глазами. — Почему такая спешка?
— Иванов, это не галлюцинация. И времени у вас действительно в обрез. Если хотите вернуться в более или менее человеческом виде, через десять минут вы должны вылететь обратно. Каждая минута стоит вам двух лет жизни.
Я выслушал эту строгую тираду и не на шутку забеспокоился. При эйдетических явлениях в определенный момент должны появляться зрительные образы. Даже галлюцинации слуха никогда не бывают чисто слуховыми. А темнота перед глазами оставалась мертвой, хотя и вибрировала.