Иного не дано. Снова и снова, вперед и вверх, от простого к сложному, от первозданной тьмы к свету – только таков путь жизни. Ничто никогда не устремится в высоту, если не отважится пробить скорлупу – если жизнь не дерзнет сделать первый шаг.
Торопливые и робкие, но исподволь набирающие силу и звонкость ноты сыпались, словно весенняя капель. Капли, сливающиеся в ручьи, прокладывающие себе дорогу в мертвом прахе погибшего мира; оплодотворяющие его обещанием нового рассвета.
Нет, жизнь не остановится никогда, во веки веков – так говорил финал этого удивительного музыкального произведения, и последняя нота упала на наши ладони, словно капля целительного эликсира.
Внезапно почувствовав, что уже давным-давно забыл дышать, я с дрожью выпустил воздух из легких. Переведя дыхание и сморгнув влагу с ресниц, я выпрямился и перевел взгляд на Грегорику. Она, словно почувствовав, обернулась навстречу мне.
В ее глазах таяли отзвуки пережитого катарсиса – она была потрясена не меньше меня, если не больше. Вселенная, вмещенная в показавшиеся бесконечными минуты – хотя мы слушали музыку минут десять, едва ли больше – вселенная, в которой сплелись ужас и надежда, словно требовала от нас, детей человеческих, найти свое собственное место в разворачивающейся в будущее истории. Хотя бы ради того, чтобы она не прервалась снова – мы только что всем сердцам почувствовали, как легко это может случиться.
Стоя в полумраке бесконечно длинного гулкого нефа, мы смотрели друг на друга.
Не знаю, что меня толкнуло – но, храбро протянув руку, я взял ее ладонь и осторожно сжал тонкие пальцы. Принцесса не попыталась вырвать руку или отстраниться; более того, я почему-то не увидел в ее взгляде естественного удивления или вопроса. Она смотрела прямо, открыто и бесстрашно, как всегда... хотя – может быть, мне лишь показалось – но зеленоватый мягкий свет ее глаз сейчас сиял чуть ярче, чем обычно.
– Грегорика, я...
– Отец Алекзонндер!.. – сзади внезапно донесся громкий оклик, и эхо от голоса Герта прокатилось по притихшему залу, заставив нас вздрогнуть.
Черт, как не вовремя!.. Запнувшись и упустив одно-единственное правильное мгновение, я смешался и смущенно качнулся назад. Принцесса, задержав глаза на моем лице еще на пару мгновений, почему-то едва слышно вздохнула и посмотрела наверх.
– Унгер-младший? Рад встрече, да сохранит тебя господь, – донесся с галерейки хриплый, но сильный голос.
Судя по всему, это и был таинственный органист. Заскрипели доски – кажется, он спускался к нам по проходящей в каменной стене лестнице. Держащий в руке небольшой керосиновый фонарь Герт, за которым следовали и все остальные спутники – включая даже Софию и Гейрскёгуль – направился от притвора к нам, и гулкое эхо шагов вернулось от невидимых в темноте далеких сводов.
Используя эту паузу, я постарался привести в порядок свои мысли. Черт! Неужели я вот так почти взял и признался… признался… в чем?
Ну да, каким бы тугодумом ни был, но наконец-то и мне самому стало ясно – конечно же, я влюбился в нее. Влюбился если не в самый первый же миг, когда ее увидел, то уж во второй-то точно. И чем лучше я узнавал Грегорику, тем большее восхищение ей испытывал.
В этом, собственно, не было ничего удивительного. Удивляться следовало тому, что я едва не осмелился напрямую сказать об этом ей – принцессе Грегорике Тюдор, правнучке великого императора Траяна и одной из самых блестящих звезд аристократического общества Либерии.
Кто она – и кто я?! Чего я хотел этим добиться, идиот? Да, очевидно, что она относится ко мне достаточно благосклонно, если не сказать по-дружески – и это само по себе невероятно и поразительно – но, простите, обычно юноши признаются девушкам в любви для того, чтобы узнать о чувствах, которые те к ним питают, и согласны ли они встречаться и дальше. Что именно я рассчитывал услышать в ответ?.. «Благодарю вас за искренность, но я не могу ответить на ваши чувства?» – это самый лучший ответ, который мне могла бы подарить судьба, потому что, если представить себе совершенно сказочное развитие событий, альтернативой могло бы стать: «Вы тоже нравитесь мне, Золтан, но нам никогда не быть вместе!» И тогда мне осталось бы только застрелиться, потому что именно я – гипотетически – заставил бы страдать прямую и искреннюю Грегорику. Просто потому, что никто и никогда не позволит наследнице императорской фамилии связаться с каким-то безвестным студентишкой сомнительного, пусть даже и дворянского происхождения. У принцессы есть долг перед семьей и ее наверняка ждет блестящая партия – кто-то из самых высших либерийских кругов, как бы даже и не сын президента нашей благословенной республики и потенциальный кандидат на то же кресло в будущем. Даже если на секунду допустить, что она ответит мне взаимностью, разве я имею право опустить ее на свой уровень? Предложить ей сбежать со мной и жить на жалованье простого инженера?.. Постойте, что за чушь мне вообще лезет в голову?! О чем я, вообще, думал?!..