«Ты все думал совершенно правильно, – мой наглый внутренний голос звучал против обыкновения негромко и даже печально. – Ты думал о том, как искрится золото ее волос в закатном свете; о том, как тонка ее талия; о том восхитительном ощущении, когда она прижалась к тебе свой мягкой грудью размера В или даже С; и о том, как стучало под сукном ее сердце. О том, как хотелось тебе прижать ее крепче, и о том, как она могла бы ответить на твой поцелуй – не слишком умело, но искренне, от всей души. Чтобы ни болтали злые языки – мне не кажется, что у нее есть опыт с мужчинами...»
«Не знаю, с чего ты это взял, но речь не про то: как тебе не стыдно снова выставлять хозяина похотливой свиньей?»
«Дурак, ты не дослушал. Ты думал не только о том, как она красива; ты думал о том, что вам совершенно не нужно специально искать темы для разговора – с ней всегда интересно говорить всегда. Ты восхищался ее умом и тем, как быстро она подхватывала твои мысли и сама заставляла тебя размышлять и приходить к удивительным выводам; тебя поражала ее решительность и способность вести людей за собой; а главное – ее удивительная честность перед собой и перед другими. Вот о чем ты думал, и черт меня возьми, если в этом есть что-то плохое».
Несмотря на всю очевидность и даже банальность перечисленных внутренним голосом тезисов, они изрядно помогли мне собраться с мыслями – я давно уже замечал за собой, что в ситуациях, где не требуется немедленная физическая реакция, я начинаю путаться и медлить, пока не построю у себя в голове логически непротиворечивую картину окружающего мира.
Впрочем, как-то ответить на неожиданную, но, пожалуй, по-настоящему спасительную сентенцию я не успел – на узкой лестничке громко, со странным металлическим отзвуком прозвучали шаги. Загадочный органист предстал перед нами, заставив меня удивленно вытаращить глаза. Меньше всего на свете я ожидал встретить посреди погибшего материка типичного католического пресвитера, каких мне доводилось видеть напротив Публичной библиотеки: консистория Франклинской курии располагалась как раз через улицу, и они там кишмя кишели, как в свите своих кардиналов, так и самостоятельно.
Пресвитер оказался выше меня на две головы, и годы заставили его спину согнуться, а морщины глубоко избороздили сухое умное лицо. Привычное серое одеяние с крылаткой на плечах и узким белым воротничком, скромный крест на груди и круглые очки, давно вышедшие из моды в Либерии. Совершенно седые волосы, коротко и не слишком аккуратно постриженные; острый бритый подбородок; глаза, когда-то голубые, но уже утратившие цвет. Из образа выбивались разве что тяжелые кожаные ботинки с исцарапанными и побитыми металлическими оковками на носках, и – кажется, это все же четки? – из полудюймовых стальных шариков, напоминающих о подшипниках, которые мерно пощелкивали в руке с длинными и высохшими, но явно еще сильными пальцами. Подняв повыше керосиновый фонарь, он прищурился, рассматривая нежданных гостей.
– Приветствую вас, дети мои, в этих древних стенах. Вижу, Герт, что у тебя новая компания, и удивительно пестрая на этот раз. Кто вы такие, и что привело вас сюда? – хрипловатый голос настоятеля, которому можно было дать лет семьдесят, звучал на удивление энергично.
– Ваши бывшие соотечественники, отец Алекзонндер, – пояснил гардариканец, и в словах его чувствовалось уважение к собеседнику. – Прямиком из Либерии сюда, мало того – во главе с правнучкой того самого императора Траяна Тюдора. Вы ж еще помните его, ага?
– Должно быть, за этим скрывается удивительная история, – старик остро прищурился на Грегорику, которая вежливо, но с некоторой настороженностью поклонилась. – Вам наверняка нужен приют? И вы получите его, как и все, кто приходит сюда с миром. Следуйте за мной.
Глава девятая: Мертвая история - Часть 2
Трапезная собора располагалась в боковых помещениях левого нефа, куда настоятель провел нас, привычно шагая практически в полной темноте. Если бы не слабый свет, приникающий сквозь сложные цветные витражи, мы бы все расшибли себе лбы о встречные колонны. Впрочем, сама трапезная оказалась достаточно уютной, более того, оттуда вела дверь в братскую, где когда-то отдыхали служки, и которую отец Алекзонндер выделил нам для ночлега. Его собственное жилье располагалась дальше по коридору, и я обратил внимание на несколько пучков электрических кабелей, проложенных по древним стенам как раз в ту сторону.