Судя по всему, пресвитер-настоятель жил тут отшельником и готовил в основном сам на себя, однако кухня позволяла накормить сразу несколько десятков человек, и посуда показывала, что временами так и происходило. Видимо, здесь он принимал гостей – фрайтальцев или еще кого-то.
Мне только что пришлось подвинуть танк к боковой стороне собора – по просьбе Весны, нашедшей старинный ржавый громоотвод, ведущий на вершину увенчивающего колокольню шпиля, прямо к едва различимому в темноте кресту. Пилить в темноте железо мне больше не хотелось, поэтому я просто зацепил громоотвод тросом и одним коротким рывком тяжелого танка оторвал его от уходящего в землю штыря-заземлителя. Прицепив к нему провод от танковой радиостанции и прихватив мешок с провизией, я вернулся в трапезную по гулким темным переходам.
Все еще чувствуя усталость после проведенного за рычагами дня, я на минутку присел на тяжелую лавку и потер утомленные глаза. Когда же поднял голову, то увидел, что мои спутники уже развернули бурную деятельность: в кухне как по мановению волшебной палочки появились выделенные нам великодомцами припасы, а девушки сосредоточенно и на редкость дружно готовили ужин. Попытка встать и принять участие была решительно пресечена, и не прошло и четверти часа, как стол оказался накрыт, и усаженный во главе хозяин – отец Алекзонндер – с легким удивлением покачал головой. Сложив ладони, он откашлялся и негромко проговорил:
– Помолимся, братие и сестры. Благослови, господи боже, нас и эти дары, которые по благости твоей вкушать будем, и даруй, чтобы все люди имели хлеб насущный.
Краем глаза заметив, что Грегорика тоже перекрестилась, сам я не стал изображать излишнее религиозное рвение. Не то, чтобы я был на ножах с религией, однако, являясь приверженцем научной картины мира, еще в школе имел немало острых споров с матушкой, временами посещавшей службы в местном протестантском храме (если это простое здание можно было так назвать). Ее весьма расстраивал вопрос о том, как новейшие достижения геологии и астрономии – даже не упоминая «крамольное» дарвиновское учение – сочетаются с гипотезой о сотворении мира всего семь тысяч четыреста девяносто лет назад. Результатом стало некоторое количество эпитетов и дальнейшее охлаждение наших отношений, хотя они и так не были слишком теплыми. Не скажу, что я совсем не жалел об этом, но так уж сложилось. В итоге к вопросам веры я относился философски, а вот чрезмерно активных христиан, пытающихся промывать окружающим мозги, несколько недолюбливал. Впрочем, мне пришло в голову, что этот момент дает возможность сделать любопытные социологические наблюдения.
С интересом осмотревшись, я заметил, что примеру принцессы последовали только Алиса и – как ни странно – Весна, несмотря на всю ее страсть к науке. София презрительно фыркнула – впрочем, не так громко, чтобы это можно было счесть оскорбительным; а вот коммунар-Герт не только не выразил никакого неудовольствия, но даже чуть склонил голову, слушая молитву. По лицам Брунгильды и Гейрскёгуль ничего прочитать не удалось – все это время обе девушки смотрели прямо перед собой, вовсе не выказывая эмоций, а потом спокойно принять за еду.
Гостеприимство настоятеля оказалось не формальным – он не пожалел выставить на стол пару бутылок старого красного вина урожая полувековой давности. Хотя... на самом деле никакого другого вина тут и нет, а виноградники давно одичали и захирели. Впрочем, все мы с определенным удовольствием подняли старинные бокалы, воздав должное плодам трудов давно погибших виноделов. В остальном трапеза была не слишком затейливой – вареный картофель и крестьянский сыр, соленья и привядшая поздняя зелень, чуть подсохший со вчера домашний хлеб. Судя по тому, как налегал на него настоятель, самостоятельно печь мучные изделия для себя он обычно не утруждался.
Утолив первый голод, я уже собрался завести беседу, когда меня опередила принцесса. Обернувшись к настоятелю, она сказала:
– Это была удивительная музыка. Какой композитор ее сочинил?
– Ваш покорный слуга, – ответил священник. – У меня много свободного времени, дочь моя, а старческая бессонница еще больше способствует творчеству.
– У меня просто нет слов, чтобы описать впечатления, отец Алекзонндер, – в голосе Грегорики действительно звучало искреннее восхищение. – Среди современных композиторов немного найдется тех, кто смог бы составить вам конкуренцию. Вы сочиняете только для органа?