Отказавшись от веры в Бога, современный человек поклоняется человеку (ср. homo homini deus est — у Фейербаха), т. е. самому себе. Отвергнув духовную сущность, поклоняется материи. Может ли эгоизм и материализм окрылять, вдохновлять на творчество и подвиг? Естественно, что основанная на таких началах цивилизация должна вести к „закату“ и вырождению. Она оторвана от культуры, от тех абсолютных святынь, которые достойны быть предметом культа. В наши дни особенно ясно исполняются слова Нового Завета: „Они заменили истину Божию ложью и поклонялись и служили твари вместо Творца [Рим. 1.25.].
Люди, которые не приняли истины, „будут верить лжи“ [2Фесс. 2, 10. 11.]. „Будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху, и от истины отвратят слух и обратятся к басням“ [2 Тим. 4, 3.].
Выше мы указали, что незнание есть причина неверия. Но есть ещё другая причина его — это нежелание принимать истину, ибо она не отвечает „прихотям“ и не „льстит слуху“.
Одни согласны преклониться перед истиной — и это есть черта настоящего ищущего студента. Другие хотят, чтобы истина преклонилась перед ними. Они искажают её по своему вкусу или, если это невозможно, отвергают её.
„Они более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы“ [Иоанн. 3, 19.].
И не в том беда, что „дела их были злы“, потому что их злые дела могут быть устранены и побеждены обращением к Богу, а в том, что люди их возлюбили больше, чем истину.
Еще в XVII в. французский философ Мальбранш высказывал мысль: „Если бы признание научных истин сопровождалось нравственными обязательствами, то и Пифагорова теорема сделалась бы предметом сомнений“.
Потому-то иногда мы не хотим соглашаться с призывами Христа, что они требуют согласия отказаться от всякого любимого греха.
Не потому ли мы ухватились за дарвинизм в его грубом виде, чтобы оправдать своим „животным происхождением“ наше низменное поведение?
Не от того ли нам „научно ясен“ материализм, что он оправдывает нашу страсть к наживе и „культ вещей“?
И не в том ли обаяние человекобожия, обожания человека, что в нём человек находит санкцию для эгоизма, самодурства и самовлюблённости?
Вот как говорит Христос о волевой, нравственной причине неверия, обращаясь к книжникам (тоже людям науки своего времени):
„Исследуйте Писания, ибо вы думаете найти в них жизнь вечную; а они свидетельствуют обо Мне. Но вы не хотите прийти ко Мне, чтобы иметь жизнь“ [Иоанн. 5, 39.].
Что же делать тем, кто ищет истины ради её самой, кто ищет жизни? Первая научная задача состоит в простом — „Исследуйте“.
Узнайте содержание Евангелия, исследуйте его вдумчиво, серьезно, добросовестно, без предубеждения. И вы увидите свет, который озарит все проблемы, все потребности, все тёмные углы души, её раны и болезни. Через Евангелие человек видит себя, каков он есть и каким он должен быть. Но самое радостное знание, которое дает Евангелие, это весть о Спасителе, благодаря Которому мы можем быть такими, какими должны и какими хотим быть в своих высших стремлениях.
И тут неизбежен второй шаг — „Придите“ ...„чтобы иметь жизнь“.
Химическая формула воды может удовлетворить жажду ума, но она не в силах утолить жажду, для которой нужна самая вода.
Нам нужны не доказательства существования Бога, не идея о Боге, а сам Бог, Живой, Любящий.
И в конце концов доказать (онтологически) существование Бога может только сам Бог Своим бытием, Своим вхождением в душу.
Помню беседу с проф. И. Ф. Огневым [Директор Гистологического Института при Московском Университете.], целью которой было проверить у него, как у специалиста естествоведа, некоторые частные положения данной лекции (в частности о дарвинизме). Когда речь зашла о религии, он особенно воодушевился:
„Для меня религия — это духовная жизнь, которую мы имеем через Христа... Об одном жалею, — сказал он взволнованно, — это о том, что был целый период, когда я этой жизни не знал“. При этих словах у него навернулись слёзы.
Как хотелось бы, чтобы мы все заразились этим священным волнением, этой жаждой подлинной, одухотворённой жизни!
Ведь речь идёт не об умственной проблеме согласования науки с религией, а о жизни и смерти...
Одно знание может сделать нас только книжниками, теоретиками, Гамлетами, которые только рассуждают, но не могут творить.
Одна вера, не знающая, во что верит, не имеющая своим предметом бездонный и светлый образ Бога, явленный во Христе, слепая вера. Она может воодушевить Дон Кихота, но... на борьбу с ветряными мельницами.