В каждом эксперименте участники сначала давали собственную оценку. Затем, узнав прогноз напарника, делали дополнительное предположение, придавая прогнозу напарника сколь угодно большой или малый вес. В третьем раунде пару просили дать совместную оценку, на которой оба должны были сойтись. В каждом раунде за точность предлагалось финансовое вознаграждение.
Разумеется, никто не знал правильных ответов. В некоторых случаях участник имел основание предполагать, что его личная оценка более точна, в других — что более точна оценка напарника. Однако чаще всего участник не имел оснований считать одну из двух оценок лучше другой. Так или иначе участники, как правило, наделяли свои первоначальные оценки гораздо бóльшим весом, чем оценки партнеров. И дорого заплатили за это. Они справлялись хуже, чем если бы попросту вывели среднее арифметическое своего мнения и мнения напарника (так было проделано примерно в 10% случаев). Когда напарников все же заставляли прийти к единому мнению и дать общую оценку, точность их оценок в большинстве случаев повышалась.
Вывод очевиден: допущение, что мы оцениваем вещи точнее, чем другие люди, не уступающие нам в информированности и компетентности, не обходится даром. Тот, кто мудрее, старается сократить эти издержки путем совместного обсуждения, сближения позиций, а в случае сомнений — принятия компромиссного результата.
Преодоление наивного реализма
Как можно представить успешную попытку избежать негативных последствий наивного реализма? Она не означала бы, что мы перестали видеть вещи через призму своих ожиданий, потребностей и опыта. Такое невозможно. Для нас возможно лишь признать, что наша точка зрения может быть не более обоснованной, чем чья-то еще. В принципе она может быть даже менее обоснованной. История знает замечательный пример подобного признания, сделанного в обстоятельствах одного из самых важных событий американской истории. Через десять лет после окончания Гражданской войны, выступая с речью на открытии памятного монумента в честь Авраама Линкольна, Фредерик Дуглас так описал погибшего президента:
«С точки зрения борцов за отмену рабства, мистер Линкольн казался медлительным, вялым, слишком спокойным и недостаточно вовлеченным».
Эту оценку легко можно понять, зная о постоянной неудовлетворенности Дугласа тем, с какой скоростью Линкольн шел к отмене рабства. Но дальше оратор продемонстрировал замечательную способность выйти за пределы своего видения, добавив:
«В меру же настроений его страны — настроений, с которыми, как государственный муж, он не мог не сверяться, — он был стремительным, усердным, радикальным и непреклонным… Если оценивать его в целом, учитывая исполинский масштаб предстоявшей ему работы, то, каких средств требовали его цели, и глядя на все, что он совершил от начала до конца, можно сказать, что бесконечная мудрость редко посылала в мир человека, более отвечающего своему предназначению, нежели Авраам Линкольн».
Так, как повел себя Дуглас в тот весенний день, должны стараться вести себя мы, если хотим яснее понимать окружающий мир. Мы должны признать, что наше представление о мире — это всего лишь наше видение, обязанное месту, в котором мы оказались, нашей биографии и личному багажу знаний. Человек, которого чествовал Дуглас, и сам обладал такой же открытостью ума. Есть знаменитое замечание Линкольна о политическом оппоненте: «Мне не нравится этот человек. Надо узнать его получше». Такая доброжелательная реакция подтверждает важную истину: часто, когда мы знакомимся ближе с человеком, чьи слова и поступки казались неприятными, когда нам становится яснее, как он понимает происходящее, наша антипатия пропадает.
Разумеется, чтобы лучше понять другого человека, важно выяснить не только как он видит мир, но и влияние и ограничения реальных обстоятельств, в которых он находится. Это особенно касается случаев, когда поступки человека кажутся неожиданными или неразумными. Мы посвятим этой теме следующую главу.
—
** «Не спрашивай, не говори» (Don’t Ask Don’t Tell) — название официальной политики Министерства обороны США в отношении военнослужащих-гомосексуалов, действовавшей в 1994–2011 гг. Ее суть заключалась в запрете на службу в армии открытым гомосексуалам (при этом допускалась служба в армии гомосексуалов, если они не заявляли о своей сексуальной ориентации). С 2011 г. все ограничения по службе в вооруженных силах США для гомосексуалов были отменены. — Прим. пер.