Замысел этой книги в том, чтобы понять природу удовольствия, рассмотрев и то, как оно развивается в ходе жизни отдельного человека, и его эволюционные истоки. Изучение происхождения чего-либо — это всегда возможность узнать что-то новое. Если вспомнить знаменитую фразу Д’Арси Томпсона, то “все таково, какое есть, потому что оно таким стало”. Но все же само упоминание эволюции в контексте психологии многих и тревожит, и уводит по ложному следу, так что некоторые пояснения были бы полезны.
Прежде всего, “эволюционный” не значит “адаптационный”. Многие существенные элементы человеческой психологии — следствие адаптации: они существуют благодаря преимуществам, которые они давали нашим предкам в плане воспроизводства, и я обсуждаю некоторые из этих элементов. Другие аспекты нашего мышления — побочные продукты. Это, если использовать термин, предложенный эволюционными биологами Стивеном Дж. Гулдом и Ричардом Левонтином, “пазухи сводов” (spandrels)*. Так может обстоять дело и с удовольствиями. Например, многие с наслаждением смотрят порнографию, однако
* В архитектуре термин обозначает пространство между двумя арками или между аркой и многоугольным покрытием. Гулд и Левонтин назвали так характеристики организма, ставшие побочным эффектом других характеристик и не подверженные эволюционному отбору. — Здесь и далее — примечания переводчика.
не приобретают никаких репродуктивных преимуществ, связанных с тем, что днями и ночами разглядывают фото и видео с привлекательными голыми людьми. Притягательность порнографии — это случайность, побочный продукт интереса к настоящим голым людям. Точно так же вопрос о глубине удовольствия, мне кажется, в большой степени вопрос о случайности. Эссенциализм развился у нас как способ придать миру смысл, но теперь, когда у нас есть эта черта, она подталкивает наши желания в тех направлениях, которые не имеют никакого отношения к выживанию и воспроизводству.
Кроме того, сформировавшийся эволюционным путем не значит “глупый” или “простой”. Я недавно выступил с докладом об удовольствиях, связанных с литературой, на филологическом факультете, и один из слушателей после заявил мне, что был удивлен моим подходом. По его словам, это было не так ужасно, как он ожидал. Он думал, что я представлю упрощенную, редукционистскую биологическую версию, так что его порадовал мой рассказ о сильном интересе, который люди питают к психическим состояниям авторов, а также о сложном и богатом наборе интуиций, обусловливающих наш интерес к художественной литературе.
Обрадовать профессора английского языка было приятно, но вместе с тем неловко: я-то считал, что действительно представляю упрощенную, редукционистскую биологическую версию. Его замечание заставило меня понять, что я обосновываю два аргумента, которые обычно не сочетаются: во-первых, что повседневные удовольствия — вещь глубокая и трансцендентная, и во-вторых, что повседневные удовольствия отражают эволюционировавшую человеческую природу. Может показаться, что одно противоречит другому. Если удовольствие — глубокое, можете рассудить вы, оно должно иметь культурное происхождение, должно развиваться за время жизни. Если же удовольствие эволюционировало, оно должно быть простым. Мы, должно быть, запрограммированы реагировать определенным образом на определенные стимулы. Речь идет о реакции, непосредственно связанной с восприятием, реакции поверхностной — то есть глупой.
Я понимаю, что утверждения о том, что удовольствие глубоко укоренено в наших интуициях, что это нечто сложное, эволюционировавшее, универсальное и во многом врожденное, — могут прозвучать необычно. Но я надеюсь убедить вас, что так и есть. Я также собираюсь доказать, что удовольствие важно. В современной науке о сознании немало пробелов. Психолог Пол Розин отмечает, что если вы полистаете учебник по психологии, то мало что (а то и вовсе ничего) найдете там о спорте, изобразительном искусстве, музыке, театре, литературе, игре и религии. А ведь это важнейшие вещи, делающие нас людьми, и мы не поймем их, пока не поймем природу удовольствия.