– Здравствуй, Глед... лид. – Даже язык Берёзки спотыкался об это неуютное, твёрдое и скользкое, как ледышка, имя.
Навья в синем с золотыми галунами кафтане стояла, сияя в косом солнечном луче красновато-золотой короной своей гривы. Треугольную шляпу с алым пёрышком она держала в руке, а уголки её бруснично-румяных губ были приподняты в учтивой, но какой-то неприятной улыбке.
– Я, собственно, хотела принести в каком-то смысле... извинения, – проговорила Гледлид с лёгким поклоном. – Ты меня, кажется, избегаешь... Быть может, я тебя обидела неуместным словом? Или ты боишься? Поверь, опасаться меня не нужно. Мы не для того остались в Яви, чтобы причинять её жителям вред.
– Тебе показалось, – сухо ответила Берёзка, отводя взор от этого чувственно-красивого лица с яркими губами и светлыми, насмешливыми глазами. В каждом слове навьи ей мерещился подвох, а под сердцем ещё глухо роптало недоверие и к ней самой, и ко всем её соотечественникам. – Я не боюсь тебя и не избегаю намеренно, так уж само выходит. Дела, знаешь ли...
– Ну да, ну да, – скривился уголок рта Гледлид, а глаза колко заискрились холодными прозрачными льдинками. – Однако повод отлучиться находится с поразительным постоянством. Всякий раз, когда я появляюсь здесь, ты ускользаешь! Это слишком явная закономерность, чтобы списывать всё на стечение обстоятельств. Из чего я делаю вывод, что ты недолюбливаешь меня.
– Я слишком мало тебя знаю, чтобы любить или не любить, – сдержанно молвила Берёзка, ёжась от невидимых пальцев неуютного холодка.
– Ну так, может быть, стоит познакомиться, чтобы ты могла наконец определиться с отношением ко мне? – Гледлид, по-прежнему с непокрытой головой, приблизилась к Берёзке и остановилась у неё за плечом – рослая, почти как Огнеслава. – Как насчёт прогулки по саду? Его размеры впечатляют... Я тут ещё не всё видела. Вот, к примеру, что за деревца растут под этими стеклянными куполами?
Чтобы выставить навязчивую гостью, Берёзке не хватало полномочий: не чувствуя себя здесь хозяйкой, она не находила за собой и права указывать кому-либо на дверь. С усталым вздохом закатив глаза, она нехотя пояснила:
– Это черешня. Исконно на нашей земле она не росла, моя супруга привезла её из тёплых краёв. Я хочу попробовать создать новый, холодостойкий её вид, который мог бы плодоносить и в более суровых условиях.
– Черешня? Черешня... – Прохладные глаза навьи скользили по опрятным рядам саженцев, она будто пробовала слово на вкус. – А какие у неё плоды?
– Вкусные, сладкие. Небольшие и округлые, как ягоды, внутри косточка. Окраска бывает разной. Бывает красная, как... – Берёзка украдкой скользнула взглядом по сочным, налитым упругой поцелуйной силой губам Гледлид. – Как кровь. Или золотисто-жёлтая с румянцем. Моя супруга вывела несколько видов.
– Весьма, весьма любопытно, – покивала головой навья. – А вон те цветущие деревья как называются?
– Это – груши и яблони, – ответила Берёзка, направляясь под душистый шатёр пышных крон. – Их плоды крупные, с кулак и больше. Яблоки – шарообразные, груши – вытянутые, у плодоножки заострённые, а книзу широкие... В них тоже много сладкого сока, а мякоть белая, рассыпчато-твёрдая, духовитая. У груш даже немного мёдом отдаёт...
– Даже слюнки потекли, – усмехнулась навья, следуя за девушкой. – Ты так вкусно описываешь, что захотелось всё это попробовать!
Они неспешно прогуливались по дорожкам: Берёзка рассказывала и показывала, а навья, заложив руки за спину, слушала и кивала.
– А почему все ваши учёные, которые остались работать при Заряславской библиотеке, женщины? – решилась спросить Берёзка в свою очередь.
– У нас в Нави женщина является носительницей и хранительницей знаний, – ответила Гледлид, надевая шляпу и надвигая её на глаза от солнца. – Это не значит, конечно, что мужчины все сплошь неграмотны... Учиться не запрещено никому, но вот возможности для применения этих знаний – разные. Все руководящие и требующие умственной работы должности занимают женщины, мужчины же заняты в основном тяжёлым трудом, ремёслами, войной. И потомство, как ни крути, без них не произвести: мы – не дочери Лалады, увы, и способностью к оплодотворению не обладаем. У особо состоятельных навий мужья могут позволить себе не работать, только ублажая свою супругу, но женщина всегда независима. Она – опора и основа общества, его душа и разум. И думает она, как правило, головой, а не сердцем, как вы, женщины Яви.
– А стоит иногда и сердцем думать... – Берёзка отцепила от подола колючую ветку крыжовника.
– Голос сердца призывает к горячим, необдуманным решениям, о которых зачастую приходится жалеть, – молвила Гледлид. – А твоя жизнь, стало быть, проходит здесь, во дворце?