Потому что след был слишком явный, настолько явный, что от него аж разило. Только самый неопытный следак мог на такое клюнуть, да и посыл был прозрачный — бей немчуру поганую, она русского убила! А если учитывать, сколько обрусевших немцев было в Питере, и какую пользу они принесли со времен матушки-Екатерины, то стравить две нации было на руку врагам. Да что там говорить, основатель Жандармского корпуса граф Бенкендорф сам был из остзейских немцев, а если посчитать, сколько их дослужилось до высших чинов…
Короче, эту версию Драбицын, лично возглавивший расследование по монаршему повелению, отмел как второстепенную и несостоятельную. Проверить, и только. Тем более, никакой христианин даже в руки не взял бы ритуальный нож языческой богини. А вот кстати, что у нас там с этим непонятным культом? Можно конечно поискать в сети, но лучше дождаться Козьмы, который под честное слово забрал эту улику для изучения. И что еще не понравилось графу — Козьма опять привлек к делу Александра. Он хорошо помнил, чем кончился прошлый раз. Надеюсь Александр сам сообразит, когда спрыгнуть с поезда Козьмы, как всегда летящего под откос…
- Ну а теперь мы узнаем на самом деле, что случилось с Кресиславом, — Козьма стоял необутый, в одной лишь холщовой рубахе и подпоясанных расписным кушаком штанах на месте Силы.
- Как? — спросил я. — Вызовете его дух?
Козьма что-то темнил с самого начала, с тех пор, как мы приехали в его особняк. Сначала он отослал Болемысла, а потом мы спустились к нему в подвал, где Козьма переоделся в свои треники, как я называл это подобие русского кимоно.
- Ты-то сам переоденься, — он критически осмотрел меня. — Ну хотя бы ботинки сними, на себе оставь только рубаху и штаны.
Я подчинился. Очень хотелось посмотреть, что удумал дед.
- Нам с тобой предстоит путешествие.
- Путешествие? — непонимающе спросил я.
- Увидишь, — и Козьма положил мне ладонь на макушку. Вспышка!
Место, куда я каким-то образом переместился, выглядело очень странно. С одной стороны — вроде как среднерусская равнина, а с другой… Солнца нет, это было первое, на что я обратил внимание. Серая пелена облаков вместо голубого неба, а освещение такое, какое бывает при солнечном затмении — ни день и ни ночь, сумерки, но странные такие, какие-то неправильные. Видимо, из-за такого света пожухлая трава под ногами была какой-то серой, а лес неподалеку с реликтовыми деревьями-гигантами чернел темно-зеленой, почти черной, листвой. Да и в моем облике многое что изменилось. Во-первых, увеличились мои размеры. Если в обычной жизни я был нормальным парнем обычного телосложения и стрижкой «под ежик» — не любил я длинный волос — то теперь я раздался, покрылся буграми мышц, которых отродясь не было, не помогала даже качалка без метана, химию я избегал, а грива длинных волос спадала мне на плечи. Да и одет я был как-то странно — архаичная холщовая рубаха и такие же штаны. И к тому же я был босой. А вот дед Козьма…
Я чуть не открыл рот от изумления. На нем был полный доспех русского витязя. Шелом с коническим наголовником, пластинчатые наручи, бригандина… Да и одет он был более богато, и не босой — на ногах были юфтевые сапоги традиционно лубочно-картинного красного цвета, сандал для покраски видимо был еще в ходу. Добавлял аутентичности и меч в ножнах на боку.
- Что рот раскрыл? — усмехнулся он. — Одежда сообразна окружению. Место это непростое.
- А что это за место? — вполне естественно вырвалось у меня.
- Лядь, — «поручики, молчать!», добавил я про себя, уж очень созвучно название. — Междумирье между Явью и Навью, двумя мирами. Через него проходят души, лишившись своего физического воплощения, чтобы пересечь огненную реку Смородину и попасть из Яви в Навь. Некоторые живущие могут попасть в Лядь и выйти обратно, но пока тебе это недоступно, сейчас я твой проводник.
Я поежился. Как от места, так и смысла его слов. К тому же вопреки распространенным свидетельствам про переход души через белый светящийся тоннель к райским вратам, это место ну никак небеса не напоминало.
- Пойдем, — сказал Козьма, и зашагал к высоченной стене реликтового леса. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
Да, это место точно не для живых, уж очень неуютно я себя здесь чувствовал. К тому же звуков, кроме наших шагов, я не слышал никаких — ни хотя бы завалящего чирикания какой-нибудь пташки, ни стрекотания кузнечиков или жужжания какой-нибудь пчелки…