Ноги до сих пор дрожали от слабости. Что же я — опять грохнусь в обморок? Да ладно, что за ерунда! Ради бога, Эриел, тебе нужно идти! Э, нет, лучше я все-таки передохну. Я на секунду прислонилась к стене, тяжело дыша, будто после марафонского забега, а не каких-то пятнадцати шагов. Да что со мной такое? Прикрою-ка я глаза на минуточку.
— Эриел?
Я почему-то лежала на полу, а надо мной стояла Мария с клетчатым голубым полотенцем. Ее маленькое лицо тревожно хмурилось.
— Думаю, вам лучше вернуться в постель.
— Извините, — сказала я. — Не знаю, что это со мной.
Эти люди могли бы прийти сейчас и сделать со мной все что угодно. Я была бы не в силах им помешать. Может, оно бы и к лучшему — разом покончить со всем этим. Где бы я предпочла, чтобы меня прикончили — в тропосфере или здесь? Аполлон Сминфей сказал, что в тропосфере нельзя умереть, но, может, есть вещи и похуже смерти? Тогда лучше остаться здесь и умереть по-человечески. Но они ведь не говорили, что собираются меня убить. Они хотят всего лишь свести меня с ума и забрать книгу.
Мария помогла мне встать, и через несколько минут я снова очутилась у себя в комнате.
— Может, вам переодеться? — предложила Мария. — В ночную рубашку?
— Все в порядке. Думаю, мне просто нужно на минутку прилечь.
Вообще-то никакой ночной рубашки у меня с собой не было. Собираясь, я совсем не подумала про сон — как можно в моем положении думать про сон? Я думала только о том, чтобы убежать.
— Нехорошо спать в одежде, — настаивала Мария. — Сейчас я вам что-нибудь принесу.
Полчаса спустя я лежала в постели в длинной белой хлопковой ночнушке и думала о том, не вернуться ли обратно в тропосферу. Я прикидывала, есть ли смертельная опасность в том, чтобы заглянуть туда ненадолго и попытаться отыскать Аполлона Сминфея. Прежде чем лечь в постель, я отдернула занавески и некоторое время смотрела на небо. Оно было черным, как монитор, а снежинки падали с тем же ритмом, что и сыплющиеся цифры в программе Хизер. Интересно, скоро она узнает, где я? И скажет ли этим двоим?
Когда церковный колокол пробил восемь, в дверь постучали.
— Войдите, — откликнулась я.
На пороге стояла Мария. В руках она держала толстый коричневый халат.
— У вас хватит сил поужинать? — спросила она.
— Да, спасибо. Вы очень добры.
Если я поем, то уж точно можно будет отправиться в тропосферу.
— Не нужно одеваться. Можете пойти вот в этом.
Хотелось бы одеться, но нет сил. Зато после еды я наверняка почувствую себя лучше. Окрепну и смогу вернуться в тропосферу. Или, может, нужно для начала уйти отсюда? Припарковаться в каком-нибудь пустынном пригороде, прилечь на заднем сиденье и закинуться микстурой. И что тогда со мной будет? Замерзну насмерть? Нет, пожалуй, все-таки лучше остаться на ночь здесь. Постель такая теплая и чистая, что мне и сейчас-то не хочется из нее выбираться. Но надо пойти поесть.
Кухня оказалась длинной узкой комнатой с большой фаянсовой раковиной в дальнем конце, столом для готовки вдоль правой стены и длинным дубовым столом посередине. Слева располагался камин — пожалуй, самый большой из всех, что мне доводилось видеть. Огонь в нем, впрочем, не горел. Зато здесь же имелась приличных размеров печь, на которой стояли две большие сверкающие сковороды, и из обеих валил пар, исчезая в серой каменной трубе.
Я подошла к столу, и деревянный пол отозвался на мои шаги скрипом.
— Садитесь, моя дорогая, — сказала Мария. — Адам сейчас подойдет.
Я выдвинула стул и грохнулась на него. Ну и хреново же мне.
— Я так понимаю, никто меня не искал? — спросила я.
— Нет. — Мария улыбнулась совсем молодой улыбкой. — А мы на всякий случай установили пост наблюдения.
Я представила себе монаха с подзорной трубой. Но на самом деле вахту, наверное, несла одна из женщин с кухни, состоящая в какой-нибудь нелепой организации вроде «Соседского дозора». Оба образа показались мне невероятно смешными. Здесь я чувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы улыбнуться в ответ.