*****
15 августа Лунгин пил утренний кофе в холле гостиницы, он уже изрядно подустал от бесконечной жары, суеты, заседаний, экскурсий. Уже состоялись все встречи, уже были куплены все сувениры и подарки, уже хотелось просто домой, в их теплую осень, где на даче пахнет прелыми листьями, яблоками и медом, где накрапывает мелкий дождик, а старенький компьютер сиротливо ждет на прозрачной веранде, где все привычно и до боли знакомо на сотни лет вперед. Но так не бывает!
Перед ним лежал свежий номер новостной газеты. Вдруг он увидел на первой полосе крупный знакомый шрифт кроваво-красного цвета -- "Хроника катастрофы ".
Буквы молили о помощи, задыхались от гнева, сообщали страшные цифры убитых и раненных в новой безумной трагедии вчерашнего дня. И все это случилось не где-нибудь в "горячей точке", а в их мирной, нарядной столице, неожиданно, неправдоподобно, страшно...
Ассоциативная память сразу возвратила Лунгина в заброшенный порт, на яхту "Глория", вращающуюся на морских гребнях без управления и капитана в открытом море. Он вспомнил угрюмого господина с газетой, датированной ненаступившим днем, и название статьи, и тот же фонт типографского набора, тот же кроваво-красный цвет...
Он бросился к телефону позвонить жене, убедиться, что Она в порядке, что все трагедии мира где-то там, за пределами его сознания. Но ужас и страх уже парализовали волю, руки не слушались, пальцы мелко дрожали, он все никак не мог набрать нужный номер. Потом телефон долго не отвечал...
В эти утренние часы Нина обычно собирается на работу, она должна быть дома, обязательно должна. Но телефон по-прежнему молчал. Длинные гудки испытывали его терпение, у него сжималось сердце, в висках противно пульсировало предчувствие беды...
-- Но этого не может быть!
Он четко видел ее у зеркала в черном атласном пеньюаре с вышитым темно-красным драконом на спине. Этот пеньюар он привез ей в прошлом году из Японии, куда ездил на презентацию своей монографии по древней японской философии. Монография называлась Сад Реандзи. О, как он пытался расшифровать тайный смысл познания Истины, как был самоуверен и бесконечно глуп, прочитал столько заумных книг, но так и не приблизился к ответу. Он только понял, что жизнь это и есть вереница вопросов-загадок, на которые не дано найти ответы даже на мудром Востоке, как бы ни старался, как бы ни кружил по лабиринтам случайных событий и закономерных разочарований.
"Сад Реандзи" потряс его воображение: каменный хаос из 15-и черных необработанных камней гениально спланированный сотни лет назад на белом песке все время обманывает Вас своей композицией, Вы можете увидеть с любого места только 14 камней, 15-й камень всегда невидим. Вы перемещаетесь по пространству, наконец, находите злополучный камень, но каменный хаос в уже другой композиции опять дразнит Вас: Вам не дано увидеть все камни одновременно и всегда будет один из камней для Вас невидим, спрятан, как Истина в нашем непрочном мире...
Дурные предчувствия давили психику, не давали расслабиться. Камнепадом сыпались на него нелепые мысли.
А перед глазами опять была Она, такая любимая и родная, с трогательно выступающими детскими ключицами, с роскошной гривой пепельных волос, хрупкая, как подросток, его прозрачная "девочка на шаре" с известной картины Пикассо. Вот она выкуривает утреннюю сигарету, варит шоколадный кофе, слушает стерио... Так почему же он сходит с ума, что случилось? Кто объяснит?
Ведь только с ней он и может быть сильным, удачливым, талантливым, молодым; только для нее он готов брать все новые и новые высоты.
Пугающая тишина сдавливала аорту, он почти не жил... Где-то в дебрях подсознательного он уже точно считал информацию; и даже был спокоен... И даже безразличен, не в силах ничего изменить или хотя бы замедлить ход событий...
Он почему-то вспомнил их первую встречу зимой в Ленинграде, сотни лет назад на Васильевском острове. Медленный сверкающий снег, девочка шепчет слова еще никому неизвестного поэта:
-- Ни тоски, ни любви, ни печали,
Ни тревоги, ни боли в груди,
Будто целая жизнь за плечами
И всего полчаса впереди...
Но только не Это!!! Он еще не готов принимать удары Судьбы!
А потом через треск эфира и шелестящие помехи донесся до него знакомый, родной голос жены с таким характерным и всегда волнующим его придыханием:
---Не волнуйся, у меня все нормально.
Прости не могу долго говорить, меня ждут. Кто? Так...
Потом расскажу.
Катастрофа ? Ах, да...
У нас уже дожди.
Да родной, ужасно холодно...
Камин на даче? Нет, он не греет. Ты же знаешь, он давно, очень давно не исправлен.
Шотландский плед? Ах, ерунда, не нужен...
Береги себя... Ну, ладно...
И все.
Гудки, гудки. гудки...
Обычно она долго прощалась по телефону, посылала воздушные поцелуи, не отпускала, шептала в трубку какие-то слова, но никогда первой не бросала трубку на рычаг. Никогда за все их долгие 20 лет.
На душе по-прежнему было тяжело от необъяснимых предчувствий.
Она что-то скрывала.
Но что???
Больше не было с ней связи.
НИКОГДА.
Он с маниакальным упорством набирал и набирал номер своей московской квартиры, но никто не отвечал...
Вечером Лунгина вызвали телеграммой в Москву.
Трагедия от котрой он почти спасся, догнала его.
Самое невероятное: в то самое время, когда он с Ниной говорил по телефону, ее уже не было в живых.
Он так и не понял: с кем он говорил в то утро в гостинице?
Фантом? Наваждение? Бред? Шизофрения?
Смещение времени и пространства? Предупреждение?
Простые вопросы умерли с простыми ответами.
Да и ответы были уже не нужны.
Ирина Цыпина.
2003, Израиль.