- Сию же минуту.
Превращение осуществилось мгновенно и как бы само собой. Элистэ почувствовала, что тело ее начало меняться - как уже было много месяцев назад, когда Кинц придал ей обличье волчицы. Она стала выше, обросла мускулами, раздалась в плечах, руки и ноги у нее удлинились. Волосы стали короткими, щеки обросли юношеским пушком, обещающим превратиться в бородку. Длинное платье и белое фишу преобразились в мешковатые штаны, потрепанную карманьолку и шейный платок. Она посмотрела на свои широкие ладони, глянула в зеркало на новоприобретенный курносый веснушчатый нос и захихикала. Тогда Элистэ испугалась перемены и растерялась, но теперь все было наоборот. Ведь она научилась преодолевать наваждения и видеть под маской саму себя - настоящую, неизменную, не преображенную чарами. И подлинный облик дядюшки Кинца, стоящего рядом, тоже проступал под ложной личиной бицепсов, бравады и боевитости. Она веселилась от всей души.
- А ты и вправду кое-чему научилась, моя дорогая, - заметил Кинц; его мягкий голос приобрел призрачную хрипоту. - Кажется, тебе это пошло на пользу.
- Спасибо, дядюшка, ведь это благодаря вам.
- Ну что ты, девочка, не стоит благодарности. Учить тебя - сущее наслаждение. Однако, как это ни мило, время торопит. Подготовим мою Глориэль.
- С помощью наваждения?
- Пока что в нем нет надобности. Будем действовать, как обычно. Кинц извлек из бюро уже знакомую парусиновую сумку и ласково обратился к Чувствительнице:
- Уверен, моя красавица все поймет и любезно позволит на короткое время подвергнуть себя процедуре, которая может показаться ей унизительной. Однако я прошу мою Глориэль потерпеть - все это ради доброго дела и совсем ненадолго.
Чувствительница ответила мурлыканьем, вероятно, в знак согласия, ибо Кинц кивнул с явным облегчением и упрятал ее в сумку, словно в саван.
- Прекрасно. Прекрасно. Она у нас великодушна! И как добра!
Элистэ воздержалась от комментариев.
- Дорогая моя, выгляни, пожалуйста, в коридор.
Элистэ выполнила просьбу и доложила:
- Ни души.
- Отлично. Выходим. Будь добра... - Кинц указал на сумку. Случись тут кто посторонний, он бы наверняка посмеялся, увидев, что силач-матрос не может без посторонней помощи управиться с таким незначительным грузом.
Тащить вдвоем сумку с упакованной в нее Глориэлью было не очень удобно. Они благополучно одолели коридор, спустились по лестнице и вышли в тупик Слепого Кармана. На улице болтались студенты, в таверне играла музыка, из ближайших харчевен доносился запах жареного мяса. Элистэ с удовольствием вздохнула полной грудью.
Весна. Воздух прохладный, но мягкий и ласковый; зима явно миновала, оставив о себе жуткие воспоминания. Как хорошо выйти на улицу, не опасаясь обжигающей стужи! Как хорошо чувствовать себя в безопасности и не испытывать страха - вдруг кто-то тебя опознает. Как чудесно быть парнем!
До садов Авиллака они доехали в фиакре, а дальше пошли пешком, спотыкаясь на сумеречных безлюдных дорожках, осененных ветвями с только что пробившейся листвой. Белый гравий скрипел под ногами, неподалеку заходились кваканьем лягушки. Глориэль помалкивала в сумке, лишь изредка производя тихое жужжание, приглушаемое парусиной.
Еще до полуночи они успели добраться до прогалины под названием Средоточие Света - излюбленного места свиданий, которое в последнее время, по причине соседства с Кипарисами, утратило присущее ему в прошлом романтическое очарование. Юные парочки по большей части предпочитали теперь встречаться в других местах. Как и предполагал Кинц во Дерриваль, они не встретили на поляне ни души.
Осторожно опустив сумку посреди поляны на круг мелкого белого гравия, Кинц высвободил Глориэль, и вместо парусины над ней засияло усыпанное звездами небо. Чувствительница, судя по всему, начала приспосабливаться к своему новому окружению. По ее стеклянным рожкам пробежали прерывистые огоньки, она испустила несколько тревожных посвистов и задумчиво загудела.
Кинц во Дерриваль склонился над своим творением.
- Верь мне, красавица моя, - произнес он умоляюще, - не бойся и не сомневайся.
Элистэ не терпелось уйти.
- Что теперь, дядюшка? - спросила она.
- Теперь-то и начнется потеха. Отойди. Нет, дальше, к самому краю прогалины. Скорее, детка.
Взяв Элистэ за руку, он увлек ее под сень деревьев, окружающих Средоточие Света. Элистэ безмолвно повиновалась, уверенная, что сейчас все объяснится.
Так оно и произошло. Под деревьями Кинц во Дерриваль остановился, глубоко вздохнул и принялся шевелить губами. И тут началось такое...
Элистэ не сводила глаз с дядюшки, который, казалось, не замечал ее. Он что-то бормотал себе под нос, и хотя она не слышала, что именно, но почему-то посмотрела на Глориэль - и поймала миг великого преображения. Лишь секунду назад Чувствительница спокойно пребывала посреди прогалины низкая овальная сфера, испускающая пульсирующее свечение, - и вдруг выросла в нечто чудовищное, огромное, выше самых высоких деревьев. Огни погасли, урчание стихло. Она омертвела. Внезапная метаморфоза заняла всего миг и произошла в полнейшей тишине. Элистэ научилась противиться наваждениям, но даже ее это застало врасплох. Такого она никак не ожидала. Глориэль и под огромным своим подобием оставалась все той же приземистой полусферой во всеоружии своих ощущений. Но неподготовленный взгляд никогда бы не различил малой Чувствительницы под гигантской новоявленной Оцепенелостью.
- Ну, дядюшка, нет слов!
- Она тебе нравится, дорогая моя?
- Занятно. Очень занятно. Но зачем?
- Наживка, дитя мое. Наживка. Глориэль останется здесь на ночь, и уж не заметить ее - в теперешнем-то виде - вряд ли возможно.
- Еще бы! Утром тут будет не протолкнуться. Но для чего вы... Ой, поняла! Сюда приведут сестру или отца Уисса Валёра, чтобы пробудить Оцепенелость, правда?
- Ты у меня, как всегда, умница.
- А вдруг они что-то заподозрят? Они же знают, что в столице действует чародей из Возвышенных, знают про вас, и внезапное появление огромной невиданной Оцепенелости заставит их насторожиться...
- Чистая правда, дитя мое. Однако я думаю, что новая Чувствительница с ее неизведанными возможностями будет для них непреодолимым соблазном. Народному Авангарду не под силу транспортировать Глориэль в Арсенал. То есть им так покажется, а стало быть, у них не останется иного выхода, как доставить к Оцепенелости кого-нибудь из пленных чародеев.