Старичок-чистильщик снова проснулся и увидел ее перед собой.
— Еще раз здрасьте! — улыбнулся он.
— Вы уверены? — строго спросила она. — Он на самом деле пошел по проспекту к центру?
— Я же видел, — с достоинством произнес он. — Я еще подумал: ишь как к девушке торопится. Он зашел в дом.
— В какой? — спросила она со слабой надеждой.
— Вон в тот, — старичок наклонился и показал пальцем. — В том квартале. С букетом, в начищенных ботинках. Зашел в дом к своей девушке.
— Да который дом?
— Там, посередке квартала. — Старичок вдруг подозрительно уставился на нее. — А чего это вы все выспрашиваете?
Она даже не поблагодарила, понеслась бегом к тому кварталу. Быстро шагала мимо домов, оглядывая их — не мелькнет ли Джейми в окне; прислушиваясь — не донесется ли его смех…
Возле одного дома сидела женщина и катала взад-вперед детскую коляску, взад-вперед, сгибая и разгибая руку. Ребенок в коляске спал.
— Извините, вы не заметили — заходил ли в один из этих домов молодой человек, утром, часов в десять? — спросила она без запинки. — Высокий, в синем костюме, с букетом.
Мальчишка лет двенадцати остановился, прислушался, напряженно глядя то на одну, то на другую женщину.
— Знаете что, — сказала женщина утомленно, — в десять я купаю ребенка. И мне некогда следить за прохожими.
— С большим букетом? — мальчишка дернул ее за пальто. — С большим букетом? Я видал!
Она посмотрела на него — мальчишка нагло ухмыльнулся.
— В какой дом он вошел? — устало спросила она. Вместо ответа мальчишка потребовал:
— Разведетесь с ним, да?
— Неприлично задавать такие вопросы, — заметила женщина с коляской.
— Слышьте, — не унимался мальчишка, — я его видал. Он еще вон туда зашел, — он указал пальцем на соседний дом. — А я за ним. Он мне монетку дал, двадцать пять центов. — Мальчишка заговорил баском: «Сегодня у меня большой день, малыш», — сказал. Тетя, дайте мне тоже монетку.
Она протянула ему доллар.
— Где это?
— На последнем этаже. Я за ним топал, пока он монетку не дал. На самый верх.
Зажав в руке доллар, он попятился подальше от нее.
— Разведетесь с ним, да? — снова затянул он.
— Он нес цветы?
— Ага, — кивнул мальчишка и завизжал: — Разведетесь с ним? Влетит ему от вас, да? — Он пошел, вихляясь, по улице и истошно завопил: — Ох и влетит бедному малому!
Женщина рассмеялась.
Дверь в подъезд не заперта, в парадном ни звонков, ни списка жильцов. Ступеньки узкие, обшарпанные; на последнем этаже — две двери. Так, вот эта как раз и нужна: возле нее смятая обертка от цветов, запутанная бечевка — точно след, последний оставшийся след.
Она постучала, в квартире как будто слышались голоса: внезапно ее словно обожгло: что я скажу, если Джейми там, если он откроет? Голоса, как ей показалось, неожиданно стихли. Снова постучала — тишина, только откуда-то из глубины — слабый звук, похожий на смех. Он, наверное, заметил ее: окна выходят на улицу, да и мальчишка поднял дикий шум. Она подождала и снова постучала — никакого ответа.
Подошла к другой двери, постучала. От прикосновения дверь распахнулась, и она увидела пустую комнату, ободранные стены, некрашеный пол. Вошла, осмотрелась: повсюду мешки с известью, кипы старых газет, какой-то сломанный сундук. Но что это за писк? Не крыса ли? Так и есть, вот она, совсем близко, у стены: настороженная злая мордочка, следит за ней блестящими глазками. Скорее прочь отсюда, скорее закрыть за собой дверь! Она оступилась, зацепилась за что-то и порвала юбку.
В соседней квартире все же кто-то был: она слышала, отчетливо слышала тихие голоса, смех. Она заходила сюда еще и еще, всю неделю, каждый день. Заходила утром, по дороге на работу, вечером, по дороге в свой одинокий дом; она стучала, стучала сильно и долго, но к двери так никто и не подошел.