— Это просто невероятно, — говорит мама. — Я понятия не имела, что люди на это способны!
А Рэчел по какой-то причине совсем этому не удивляется.
Когда она открыла глаза, яркие круги на потолке вызвали у нее ощущение, что она все еще под водой. Потом она поняла, что свет посылают на потолок два горящих фонарика, и вспомнила, где находится. Она стала все внимательно осматривать — и игрушки, раскиданные по кровати, и то, что находилось за легким пологом.
В комнате больше никого не было. Стояла тишина, которую нарушил лишь проехавший где-то грузовик. На улице было светло. Последнее воспоминание, оставшееся в памяти, было о том, что перед ней на коленях стоит какая-то тетя и говорит ей:
— Мы — твои друзья.
Она сунула руку под теплое одеяло, чтобы ощупать постель. Все было сухо. Но вокруг талии у нее было обмотано полотенце. Та тетя сказала ей, что поменяет простыни, и так, наверное, сделала, но чистые трусики почему-то не принесла.
Эту тетю она уже где-то видела раньше. Только где? Наверное, у мамы в магазине видеофильмов.
— Никто здесь тебя не обидит, — все время повторяла тетя, но тот дядя уже сделал ей больно, когда отдирал липкую ленту.
Она знала, где видела его раньше, — это был тот самый мужчина в бейсбольной кепочке, который пялился на них, когда они с мамой стояли на веранде. Рэчел вспомнила, как он смотрел на нее, когда клал ее на кровать, — будто задушить ее хотел, все кости ей переломать… Она свернулась калачиком и постаралась представить вместо него лицо этой тети, ее доброе лицо. Рэчел вспомнила, как тетя сказала ей, что Мика не умер, и ухватилась за эту мысль — Мика не умер, Мика не умер, — которая ее так утешала.
Ей надо было пойти в ванную. Придерживая полотенце на талии, она откинула занавеску полога и встала с кровати. Ковер на полу показался ей мехом. Сиденье на унитазе было как подушка. Делая свои дела, Рэчел прислушивалась к звукам, которые могли донестись сверху. Она хотела понять, спят ли эти дядя с тетей или их вообще нет дома. На всякий случай она даже воду спускать не стала. Вернувшись в комнату, она подошла к двери и попробовала ее открыть. Дверь была заперта, но это ее не удивило. Она окинула комнату взглядом. В углу стоял огромный кукольный дом. На стенах висели плакаты с изображениями Золушки и Покахонтас. Она подумала, что эта комната, вероятно, спальня девочки. Но где же сама девочка? Она что, умерла?
Рэчел заглянула в кукольный дом. У двери дома она увидела выключатель, щелкнула им, и дом осветился изнутри. Кукольная женщина стояла у раковины. Кукольный мужчина сидел за письменным столом, его рука лежала на телефоне.
Телефон! У нее непроизвольно вырвался негромкий крик, в котором звучала надежда. Интересно, есть у них здесь телефон? Она стала тихонечко открывать и закрывать ящики письменного стола и гардероба, проверила все полки, даже заглянула за телевизор. Потом подняла крышку ящика с игрушками и переворошила запечатанные упаковки с куклами Барби.
Телефона не было. Она всхлипнула и прикрыла рот рукой, потом поняла, что полотенце, обмотанное вокруг бедер, упало на пол, подняла его, кое-как обвязала вокруг талии и легла на пол. Если зайдет этот дядя, она спрячется от него под кроватью. А если зайдет тетя, она спросит, когда ей можно будет вернуться домой. Вечером тетя ей сказала, что она не может вернуться домой, потому что там много машин «скорой помощи». Но теперь-то их там уже нет. Хотя… около их дома еще могут оставаться полицейские машины. Лучше, наверное, ничего тете про это не говорить. Она скажет ей, что иногда остается на ночь у Лины и мама ее привыкла к тому, что иногда она не ночует дома, и не волнуется по этому поводу…
Но мама обязательно будет волноваться. Рэчел увидела ее в этот момент как живую. Она сейчас просто с ума сходит от волнения.
Глава четырнадцатая
Силия взглянула на часы. Без пятнадцати восемь. Ей показалось, что ее часы сильно отстают.
— Который час теперь на ваших? — спросила она Линн — работавшую в полиции женщину в гражданской одежде, которая сидела на Микином диване напротив нее.
— Семь сорок пять, — ответила Линн.
— А мне кажется, что уже не меньше девяти.
— Я знаю, — ответила ей собеседница, вытирая пот со лба бумажной салфеткой. — Это потому, что на улице уже страшная жара.
Силия, которую бил озноб — он с перерывами бил ее всю ночь, как будто к ней ток время от времени подводили, — сказала: