— Прости меня, — прошептал он. — Я ничего не могу с собой поделать, когда рядом в комнате Рэчел.
— Она спит.
— Я чувствую себя… так себя чувствую, будто несу за что-то ответственность…
К чему он это сказал? Силия приподнялась, опершись на локоть:
— Ответственность за что?
— Она, конечно, твоя дочка…
— Верно.
— Но у меня все время перед глазами ее личико.
Силия снова легла. Теперь ей все стало ясно: его в этом доме привлекала Рэчел, а не она. А если копнуть поглубже, может быть, именно Рэчел была единственной причиной того, что он сюда ходил все эти недели.
— Знаешь, тебе никогда не удастся сыграть Баха, — сказала она, окончательно осознав жестокую истину.
— Да, я знаю, что горбатого лишь могила исправит. Но мне бы хотелось… — Он повернулся к ней лицом, придерживая простыню у шеи. — Я бы хотел продолжать тебе платить, поскольку ты имеешь полное право на это рассчитывать…
— Не беспокойся, — перебила она мужчину. — С нами все будет в порядке.
В понедельник днем, чтобы Рэчел особенно не задумывалась о причине отсутствия Джона, она взяла ее на ферму Ривердэйл в Кэббеджтауне. Когда Джон уходил, он спросил у нее, нельзя ли ему будет время от времени навещать их, но Силия ответила, что лучше не надо. Ему ведь не ее хотелось навещать, а Рэчел. Но не это стало главной причиной ее отказа — основную роль сыграло его фиаско в постели. Она чувствовала себя настолько смешной, обманутой в самых сокровенных своих ожиданиях, что и его костлявая голова, и худые запястья, и бледность удивительная, и мужское достоинство, которое так ее разочаровало, теперь казались ей патологическими проявлениями его нездоровья, и она корила себя за то, что сразу не смогла этого понять.
Она сказала Рэчел, что ему пришлось уехать.
— Куда? — спросила дочка.
— Не знаю, милая, далеко-далеко.
— Но ведь он же наш ученик.
— Он раньше был им, — ответила Силия, — а теперь перестал им быть.
— Но он же нас любит!
— Да, — согласилась Силия, — любит.
— Значит, он должен нас навещать.
— Он больше не может. Он уехал.
Рэчел какое-то время думала над ее словами.
— Знаешь, — сказала она, — я все поняла: он уехал в Нью-Йорк!
— Вот видишь, — ответила ей Силия, — ты и сама все знаешь. Конечно, он уехал именно туда!
Рэчел даже руками развела от очевидной логичности такого вывода. Ее личико озарилось улыбкой. В ее взгляде на мир очевидным и непреложным фактом, в котором не приходилось сомневаться, было то, что все мужчины, которые тебя любят, почему-то обязательно оказываются в Нью-Йорке.
После того как девочка немножко поспала днем, они отправились на ферму Ривердэйл. Когда они выходили из дому, небо было чистым, но пока ехали в автобусе, набежали облака, а через несколько минут после того, как они сошли на своей остановке, стало совсем темно от нависших туч. Они и полпути до улицы Карлтон не успели пройти, как загрохотал гром и разверзлись хляби небесные. Силия завезла коляску под раскидистое дерево и попыталась поднять складной верх. Но там что-то заело.
Вдруг откуда ни возьмись перед ней возник какой-то мужчина и спросил, не нужна ли помощь. Он тоже несколько раз пытался поднять крышу коляски.
— Здесь винт выскочил, — сказал он. — Если не… не возражаете, вы можете переждать дождь там, — он сделал жест в сторону ближайшего дома, — на крылечке, пока я… я починю вам коляску.
Его манера говорить напоминала выговор Джона Полсена неторопливостью и североевропейским акцентом. Он принес им полотенца и, пока они вытирались, справился с ремонтом, а потом пригласил их в дом выпить лимонадика. Силия приняла приглашение. Дождь лил как из ведра, и им надо было его как-то переждать.
Ситуация, в которую они попали, показалась Силии по меньшей мере странной: мужчина с прекрасными манерами, говоривший как Джон, объявился именно в то время, когда она должна была давать Джону урок. Физически он был совсем не похож на Джона. Роста чуть выше среднего, худым его назвать никак было нельзя, лицо круглое и румяное, волосы прямые и очень светлые. У нее было такое чувство, что раньше они уже где-то встречались, но имени его — Мика Рэмстед — она никогда раньше не слышала, и знакомых общих у них тоже вроде быть не могло. И тем не менее… Крылечко, дождь, белая плетеная мебель, разговор о жизни под сигаретку, пока Рэчел сидела с его собачками, зарывая ручонки в их шерсть, — от всего этого веяло домашним уютом, спокойной расслабленностью.