— Да, обряд неплохой. Как театральный спектакль.
— Это называется не обряд.
— А как же?
Откинув голову, она мечтательно прошептала:
— Таинство!
Дмитрий начинал проявлять признаки нетерпения:
— Без паспорта и без штампика все равно не положено. Так что уж потерпи. А то сразу — венчаться!
— Да нет, не сейчас… Вообще… когда-нибудь.
— Ладно, одевайся, а то там все разойдутся.
Платье оказалось все-таки великовато, и Кате пришлось потуже перетянуть его пояском. От этого оно стало выглядеть даже праздничнее, чем прежде: многочисленные колышущиеся мягкие сборки создавали объем, благодаря которому тоненькая девушка выглядела совсем воздушной и невесомой. Поблескивали пуговки, и таким же перламутром переливались струящиеся распушенные волосы…
Закат угасал, и только, словно последний его отблеск, на матрасе алело небольшое пятнышко крови.
Телевидение давно уже свернуло свои пожитки: рабочий день кончился.
Журналистку, которая еще засветло наклюкалась до бессознательного состояния, коллеги-мужчины погрузили в автобус вместе с аппаратурой и осветительными приборами и увезли, как предмет реквизита.
А проводы призывников продолжались: события развивались согласно привычному для таких случаев сценарию и подходили к своему закономерному завершению.
На площади пьяный, с перекошенной побагровевшей физиономией Тимоха дрался с тремя «береговыми» — так называли ребят, обитавших возле самого водохранилища.
— Ты, трус! Баба ты, дырка между ног! — кричали ему. — Нам — воевать, а он дома отсидеться решил!
— Не ваше собачье дело! — орал в ответ Тимофей, отвешивая кому-то крепкую зуботычину и получая такую же сдачи.
Заметил Полякова, обрадовался:
— Демон, ты куда пропал? На меня тут наезжают!
Дима выпустил Катину руку и бросился к приятелю на подмогу:
— А ну разойдись, хорьки вонючие!
— Сами вы суслики!
— Размазать вас мало!
— Попробуй! Разбежался, ха!
— Таких, как вы, топить надо прям при рождении!
— А вас — давить!
Слишком много было выпито в этот день, чтобы все прошло чинно и мирно, однако недостаточно, чтобы просто по-тихому отключиться.
Неизрасходованная юношеская агрессия требовала выхода, и драка стала очень быстро из локальной перерастать во всеобщую.
В считанные минуты откуда ни возьмись объявились сторонники обоих враждующих лагерей и завязалась обширная потасовка.
Кому-то случайно поранили лицо, и вид крови еще больше подогрел страсти. Бились теперь не на шутку, а зверски, в полную силу, начисто забыв о том, что послужило поводом к побоищу.
Димка вдруг вскрикнул:
— Моя гитара!
Но было поздно: один из береговых уже опускал инструмент на Тимохину голову с ржанием:
— А испанский воротник не хочешь?
Раздался всхлип рвущихся струн. Гитара проломилась насквозь и теперь висела у Тимофея на шее действительно в виде фасонного деревянного воротника.
Дмитрий схватил одну из многочисленных пустых бутылок, стукнул о край стола, отбивая горлышко, и с этим грозным оружием двинулся на обидчика.
Кто-то из взрослых, остававшихся на празднике, кинулся разнимать дерущихся, кто-то побежал к телефону-автомату, чтобы вызвать милицию.
Но дежурные милиционеры, усиленные наряды которых и без того были присланы сюда по случаю чреватого беспорядками «пира на весь мир», и так уже рысцой направлялись к тесно переплетенному клубку вояк. Не слишком, правда, ретиво: получить по морде ни за что ни про что, только потому что каких-то юнцов провожают в армию, — не самое большое удовольствие.
Милиционеры переговаривались с начальством по рациям и лениво дули в свои свистки, слабеньких трелей которых никто из бузотеров в пылу «махаловки» не слышал.
Но приказ был, видимо, отдан вполне определенный, потому что блюстители порядка хоть и с явной неохотой, но все же одновременно схватились за резиновые дубинки.
И вдруг над площадью разнесся звонкий, куда звонче милицейских свистков, дрожащий голосок, усиленный микрофоном.
Кто-то произнес неожиданную, загадочную фразу, которая словно заставила каждого споткнуться и глянуть себе под ноги: куда же это я иду?
Нет, неправда, не под ноги — наоборот, захотелось поднять взгляд к небесам.
— Бог есть любовь!
Это сказала Катя Криницына в микрофон с той самой наспех сколоченной сцены, откуда не так давно звучали официальные, заученные речи. И откуда чуть позже лилась песня, посвященная ей.