Видела бы меня бабушка! Она могла бы мной гордиться! Плаксивая Алиска, как дразнил меня Ликар, осталась в прошлом. Хотела того или нет, но с того дня я стала частью рода Миал, а фамилию матери предали анафеме. Мне запрещали не то что говорить о ней, но даже думать.
По традиции высокородные обязаны даровать империи как минимум двух сыновей. Именно поэтому когда-то и был введен эмани – закон о сохранении магии и продолжении рода, изданный лично императором. Согласно ему наследники знатных родов должны жениться, если еще не состояли в браке, обзавестись потомством и выбрать себе любовницу из числа Императорских Цветков. К моменту, когда лорду Сайриону пришлось исполнить закон, его брак с леди Элис длился уже пятнадцать лет. За это время законная супруга так и не смогла подарить ему ни наследника, ни наследницу.
Но случилось чудо, и в тот же день, когда мама объявила о второй беременности, о своем положении поведала и жена. Я родилась на пару дней раньше Кортина Миала, первенца лорда Сайриона и леди Элис. А через два года на свет появился Лукас Миал.
Надо ли говорить, что после того, как лорд получил детей от супруги, любовница была забыта? Впрочем, как и ее дети.
Я никогда не задавалась вопросом, почему мы жили большой семьей. С нами находилась не только бабушка, но и тетки со своими детьми. А уже в тринадцать лет я узнала, что место, где обитала моя мать, было общиной Императорских Цветков.
На мой вкус, звучит пошло и вульгарно. Но именно в этой общине растили детей высокородных. Им давалось всестороннее образование. Однако по достижении совершеннолетия, если отец не признавал ребенка, девочки становились очередными «цветками», а мальчики делали военную карьеру. Да, даже имея в своих венах кровь аристократа, на блага высшего общества никто из них рассчитывать не мог. Они были расходным материалом. Дети, которые нужны на «крайний случай».
Отцы крайне редко признавали всех отпрысков без исключения. В основном требовались дочери, чтобы выгодно отдать замуж. И, опять же, только если таковой не имелось от законной супруги.
А еще случалось так, как со мной. И честно говоря, я была благодарна отцу, что он меня принял. Несмотря на то, что меня откровенно недолюбливали в новой семье, я имела право на счастливое будущее для себя и своих детей. Он дал мне шанс на иную жизнь. Именно поэтому я послушна его воле.
До тринадцати лет я оставалась в неведении относительно того, как он распорядится моей жизнью. Как и братья, я посещала академию, где училась управлять своим магическим даром, изучала историю, дипломатию, этику и этикет, математику, астрономию.
В тринадцать лет я была приглашена в кабинет отца, где уже находились поверенные папы и жениха. Меня рассматривали, словно кобылу на ярмарке, но я стойко перенесла это унижение, желая показать всем, что я дочь своего отца и он может мной гордиться.
Сам договор я не видела. Эта честь должна была выпасть в восемнадцать лет, когда будет нужно поставить свою подпись. Кто мой жених? То, что не простой подданный империи, поняла сразу. Все же мой отец занимал пост второго министра при императоре. Правда, любопытство взяло верх, и я пыталась узнать, кто он, но ответа не получила.
Все вопросы, что я желала задать, были пресечены на корню, не дали и рта раскрыть. Как только ушли поверенные жениха, отец сообщил, что с сегодняшнего дня я буду жить в пансионе для знатных девиц имени Светлоокой Альири.
В народе это место называлось иначе: «Храм невест». Отчасти так оно и было. Все девушки, которые там воспитывались, являлись невестами. Но, конечно, храмом его назвать было нельзя.
Пансион принимал девушек тринадцати, реже – четырнадцати лет. В обязанности преподавателей входило не только сделать из нас идеальных жен, но и защитить нашу девственность. Мужчинам вход в пансион был запрещен, родственникам мужского пола дозволялось видеться с воспитанницами в саду и под надзором.
Девиц было немного. Классы делились по возрастам, в моем насчитывалось всего десять учениц, а к моменту выпуска нас осталось семеро.
И все мы знали причины, по которым девушки были отчислены. Несмотря на всю строгость пребывания в пансионе, Лания и Стефани нашли возможность встретиться со своими возлюбленными. Никто из нас не предполагал, что перед выпуском каждая должна будет пройти освидетельствование лекарей. Вспоминать противно, как чужие руки касались моего тела.
Говоря, что в кабинете отца меня рассматривали, как породистую кобылу, я ошибалась. Как дорогое животное, нас осматривали именно лекари. Их руки были везде. Я мужественно терпела, мысленно повторяя, что этот стыд временный, зато отец не получит письма, в котором бы я значилась как «несдержанная, упрямая и конфликтная» девица! Мнение лорда Сайриона Миала значило для меня слишком много, чтобы я позволила себе возмутиться, даже когда меня буквально распяли на столе, желая убедиться в моем целомудрии. Сомневаюсь, что забуду те мерзкие прикосновения и свой стыд от действий лекарей.