– Но он принадлежит к старинному роду. И его любят больше прочих. Действительно любят. Он не Спейньисси.
– Если он продолжит болтать, это распространится. Кое-кто из гильдии тоже поддерживает его идею. Вы хотите, чтобы писсиолетто вроде Пескамано стал первым военным министром? Чтобы поручал своим дружкам покупку мечей и доспехов? Чтобы выбирал строителей для ремонта надвратных башен? Вам нужен первый министр торговли, который будет решать, кто чистит дно гавани? Или где покупать мрамор для Монастыря скорби? Как насчет того, чтобы доверить Амолучо монетный двор? Не успеете оглянуться, как он начнет чеканить огонь Амо на наших нависоли и жертвовать их Гарагаццо. Тот, кто контролирует казну, контролирует город, и мы оба это знаем. Най. Я наступлю ему на горло и не дам вам вмешаться. Это моя сфера. Мы об этом договорились. И сейчас я прав.
– Най. Конечно нет. Вы абсолютно правы. Если вам преподносят бокал с кровью, нужно осушить его до дна.
– Сэй фескато[25] У вас есть какая-то мысль. У вас всегда есть какая-то мысль. Выкладывайте.
Отец склонил голову:
– Я думаю, что одна голова на пике почти всегда ведет к новым головам. Мы оба достаточно стары, чтобы помнить войны между семействами. Когда мы все сидели в своих башнях, а на улицах кипели схватки. Стража одного архиномо против стражи другого, третьего. Хаос.
– Я прикажу люпари…
– А собаки продолжат жиреть.
– Вы хотите, чтобы я его ублажил!
От вспышки гнева калларино я вздрогнул, но отец не испугался.
– Ни в коем случае. Никогда не демонстрируйте слабость. Однако этого патро любят. Он не похож на Фурий или Спейньисси. И на его щеках не видно следов. Но все же… – Отец задумчиво умолк.
– Но все же?
– Но все же теперь наш друг вышел на свет. Вы его видите. Я его вижу. Другие тоже его видят. Что, если вы не станете на него нападать, а вместо этого сделаете его еще более заметным? Дадите этому доброму, честному номо нобили ансенс шанс показать нам, как любящий свой город архиномо может послужить высшему благу. Поручите ему что-нибудь важное и зрелищное. Например, строительство Монастыря скорби.
– Он ничего в этом не понимает, – возразил калларино.
Отец вскинул бровь. Глаза калларино расширились:
– Ай! Умно.
Склонившись друг к другу и потягивая чай, они плели интриги, предлагая идеи, прорабатывая путь и план.
– Быть может, он усвоит урок… – начал отец.
– А быть может, нет… – продолжил калларино.
– Но в любом случае это отодвинет обсуждение на задний план.
– И определенно отсрочит решение по его предложению.
– А к тому моменту, как вопрос всплывет снова…
– Он уже сделает выбор, заключит соглашения и контракты.
– Некоторые семьи получат прибыль…
– А другие останутся в стороне! – Калларино энергично кивал.
– Наш чистенький друг запачкается, – сказал отец. – А человека с грязными щеками трудно любить.
– Он определенно рассердит других своим выбором. Он запачкается… – Нахмурившись, калларино взял паузу. – Я думаю, это должна быть чистка гавани, а не монастырь.
– Гавань не столь символична, – возразил отец.
– Не столь, – согласился калларино, – однако многие нобили зависят от беспрепятственной торговли в порту. И на гильдиях это тоже отразится. Придется уравновесить больше интересов. Нажить больше врагов.
Отец сдвинул брови, размышляя.
– Ай. Это также затронет крупных торговцев.
Калларино жадно подался вперед:
– И портовых грузчиков. И иностранные суда. И островных рыбаков. И вианомо из порта. Список бесконечен.
Отец пригладил бороду:
– Ай. Вы правы, гавань затянет ди Балкоси в более широкую сеть. – Он хлопнул по столу. – Вы совершенно правы!
Так оно и шло. Они пили чай, ели сыр и строили махинации, и наконец калларино отбыл с теплым плащом и еще более теплым выражением лица.
Когда он ушел, Мерио сказал отцу:
– Вы предложили отличную идею – поставить Балкоси распоряжаться гаванью.
– Действительно, – согласился отец. – Монастырь обернулся бы катастрофой. Гарагаццо был бы недоволен.
Я в замешательстве переводил взгляд с одного на другого.
– Но ведь это калларино предложил гавань, – возразил я. – А ты предложил монастырь.
– Да?
– Я сам это слышал.
Отец и Мерио обменялись понимающими взглядами.
– Неужели?
Я смотрел то на отца, то на Мерио, смущенный, пытаясь понять, почему они улыбаются.