Глава 7.
Соня услышала тишину. Возможно ли такое или нет, но когда Глеб ушел, то в ушах остался только монотонный глухой звон.
«Я никогда не был и никогда не буду твоим братом» - почему он так сказал? Соня окончательно запуталась, ведь то, что говорил ей Глеб шло вразрез с теми воспоминаниями, которые остались у нее с детства. Он всегда был рядом, припоминая даже самый ранний возраст, когда воспоминания – это просто кусочки картинок, особенно въевшихся в мозг. Соня помнила Глеба суетным мальчишкой, который по пятам следовал за ней. Она помнила его добрый лучезарный взгляд, то, как он играл с ней в песочнице и терпеливо показывал в каком порядке нужно работать, чтобы из песка и пластиковой формы получился куличик в виде рыбки.
Она помнила, как он шутливо дергал ее за хвостики, а потом и за нелепые баранки, что скручивала ее мама, как брызгался водой из шланга, который его мама использовала для полива огорода. Это были добрые детские воспоминания, и даже после признания Глеба Соня не могла видеть их иначе.
Она почувствовала обиду за его слова – «навязали родители и сделали нянькой». Получается, что в ненависти Глеба виноваты они? Но Соня все равно не понимала отчего Глеб обиду на родителей переносит на нее.
К Соне зашла тетя Маша и принесла несколько блинчиков с шоколадом и большим шариком мороженого, сказав, что Михаил захотел сладкого под вечер, что непременно наказал отнести порцию ей, и, что просил проследить, чтобы она съела все до кусочка. Соня даже порадовалась, ведь поесть после ухода Глеба у нее не получилось, буквально кусок в горло не лез и остаток ужина она занималась тем, что возила еду по тарелке и слушала болтовню тети Оли.
Соня попросила отнести тарелку и горячий чай на веранду. Тетя Маша помогла ей надеть теплый шерстяной кардиган и даже сходила за пледом, которым заботливо укрыла ноги своей юной подопечной. Она так же предупредила ее о том, чтобы не захлопывала дверь, ведь тогда защелкнется замок, а Соня не решилась признаться, что уже в курсе этой проблемы.
Вечер снова стоял прохладный, но тепло укутанная Соня этого не замечала. Горячий чай поднимал клубы пара и рассеивался в прохладном воздухе. Она прихватила с собой книгу, которую читала последние пару недель и теперь с удовольствием продолжила свое занятие, периодически отправляя в рот сладкие блинчики и запивая их глотком ароматного чая. Уютная атмосфера вечера действовала на нее умиротворяюще. Голова, погруженная в главы романа, отдыхала от дурных мыслей.
Соне было настолько комфортно, что она напрочь отказалась возвращаться в спальню, когда тетя Маша пришла проведать ее вновь. Лишь попросила помочь устроиться на садовом диванчике, принести подушку и еще чая. Так незаметно она и провела вечер – на уютном диване с книгой и кружкой чая и даже не заметила, как время перевалило за полночь.
Она услышала, как к воротам подъехал автомобиль. Чуть позже калитка открылась и на дорожке появилась фигура, в которой Соня признала Глеба.
-Ты опять захлопнула дверь? – крикнул он, приметив ее на террасе.
-Нет, просто отдыхаю. Можешь не беспокоиться – я не собираюсь сводить счеты с жизнью в Вашем доме, - припомнив его обвинения храбро ответила Соня. Он подходил все ближе, и ей становилось хуже видно Глеба из-за полулежащего положения, а вскоре он и вовсе скрылся из вида, а хлопнувшая входная дверь давала понять, что он вошел в дом.
Соня продолжила чтение, решив, что остановится в конце главы и пойдет спать, к тому же становилось холоднее и без горячего чая ни теплый плед, ни кардиган не согревали на сто процентов, а выпить еще одну кружку ей не позволял уже наполненный желудок.
Глеб вошел на террасу из Сониной комнаты. Он, под ее удивленный взгляд, прошел к столику и уселся в одно из кресел, откинул голову на спинку, и вообще вел себя так, словно не происходило ничего странного.
-Глеб, тебя не учили, что в чужую комнату нельзя заходить без стука?
-Это не комната – это терраса, - ответил он, не поднимая головы. Соня уловила что-то странное в его тихом усталом голосе, словно какие-то нотки изменились.
-Ты что-то хотел?
Она захлопнула книгу, предварительно замяв уголок листа, на котором закончила чтение и скрестила на груди руки, словно защищаясь таким образом от его присутствия.