Блею свой ответ, взгляда отвести от него не могу. Он же может и отчислить меня?!
– Она это, она! Явилась! Что сейчас такая тихая, Ольшанская? Как волосы выдирать, так ты вон какая бойкая!
Перевожу взгляд влево и вижу Назарову, которая покрылась красными пятнами. Ее лицо искривлено гневом и ненавистью. Им причина я. Теперь Карина не такая красивая как была на фотографиях в своем аккаунте.
Это радует, прости господи.
Около Карины высокий, но очень худой мужчина. Как мой папа. Но Олег красивый, сильный, он офигенный, а этот… суровый, и взгляд у него едкий, как въедливый дым.
В кресле цепляю знакомый образ. Уголки губ сами ползут вверх, сердце ускоряет ритм, что и не угонишься.
Потом резкое торможение и сильный удар в голову. Меня пронзает острая мысль, от которой становится дурно.
Костя.
Он пришел, чтобы защитить Карину?
Хотелось бы выбежать из этого кабинета, забиться в угол, по-детски заплакать и позвонить папе, чтобы защитил. Уверена, попроси я о помощи, он бы примчался вмиг и “поставил бы раком всех этих упырей” – его цитата, которую подслушала однажды, когда он с кем-то общался по телефону.
Во мне нет папиной крови, но я Ольшанская. И пусть мне страшно, я стараюсь смело смотреть в глаза каждого здесь сидящего. Кроме Костика. На него взгляда боюсь поднять. Адски переживаю, что смогу увидеть там разочарование.
– Что ж, мы готовы выслушать вашу версию, Алена Олеговна. Карина Мирославовна уже рассказала свою.
Прохожу в центр кабинета и останавливаюсь. Чувствую себя маленькой, провинившейся девочкой.
– Мы с Кариной встретились случайно в холле. Завязался разговор, и я вырвала ей волосы. Не сразу, конечно. А после ее слов.
– Каких?
Запинаюсь, важны не столько слова, сколько подтекст и тон, с которым она говорила. А объяснять это сейчас, все равно, что объяснять шутку из анекдота – бессмысленное и неблагодарное занятие.
– Что я не малышка, – звучит глупо. Уже слышу снисходительный смех отца Карины и декана.
Назарова довольно скрестила руки на груди и высокомерным взглядом посылает меня далеко.
– Виталий Львович, я понимаю, что госпоже Ольшанской всего восемнадцать, но она причинила вред здоровью моей дочери. Умышленно, надо отметить. А это, между прочим, статья 115 УК РФ. Карина, напомни, пожалуйста, какое наказание предусмотрено?
Мои глаза расширились и готовы вырваться из орбит, а сердце выскочить из груди прямо через горло. Все это дурной сон. Если бы похожее случилось в школе, нас бы просто поругали, а тут…
– Но она сама… – неудачно пытаюсь вставить хоть слово.
Только я одна против двух взрослых мужчин, которые давят на меня своим авторитетом. А Карина добавляет масла в кострище, где уже горят мои надежды на хорошее будущее, замечательную работу и безукоризненную репутацию.
– Штраф в размере до восьмидесяти тысяч рублей, либо исправительные работы на срок до двух лет, либо ограничение свободы на срок до трех лет, либо арест на срок до шести месяцев. Мне нравится предпоследний вариант.
Снова эти смешки с разных сторон. Кажется, у меня резко поднялась высокая температура, потому что не могу уже стоять на ногах. Все тело ломает и корежит, меня чудовищно знобит, по спине собирается холодный пот.
– Разрешите? – голос Кости как из другой реальности. За всеми этими угрозами совсем забыла, что он здесь, сидит спокойно в кресле.
Готов подбросить еще наказание? Больше опустить меня? Я и так склонна разрыдаться от происходящего.
– Константин, прошу. Вам есть что добавить?
Ректор обращается уважительно к Исаеву. Да, отец Костика далеко не последняя фигура в этом институте.
Ну вот зачем я только пошла сюда за Ваней?!
Костя медленно встает и достает из кармана рюкзака маленькую флешку. Я пристально слежу за каждым движением Исаева.
– Я просмотрел записи с камер, которые так удачно расположились в том коридоре. И к счастью, на видео все четко видно.
– Что именно? – Назаров подобрался весь.
Он немного занервничал. Была бы я в другой ситуации, то прыснула бы от смеха. Отец Карины выглядит сейчас несколько смешно. Конечно, какой-то парень имеет слово против Назарова.
– Как ваша дочь Карина наступает на Алену. Это явно недружеская беседа. Если присмотреться в лица обеих девушек, то станет все ясно. Кто говорит оскорбительные слова, а кто, отступая, пытается защититься.