— В какое нафиг поле, Даша? Что произошло у тебя с ним?
— Так… — глаза ее расширяются, Дашка проводит языком по пересохшим от волнения губам, и снова вот эта ее странная реакция: пальцы заламывать начинает, взгляд в сторону отводит. — Это не из-за… меня?
— Из-за тебя, — не подумав о последствиях, стреляю правдой ей в лоб. — Но я не знал ни про какое поле. А знал бы, не ждал никакой встречи, так бы на месте в универе ему ребра и сломал. Что он сделал тебе? Немедленно рассказывай!
— Глеб! — Дашка сжимает свою руку в области локтя, всем видом демонстрируя, что разговор продолжать не хочет.
— Что Глеб? Почему ты ничего не сказала? Почему… — я отхожу от нее, от злости пнув маленький пуфик, который стоит рядом с диваном. — Почему не попросила помощи?
— Глеб… — дрожащим голосом произносит она мое имя, но я не останавливаюсь в своих сокрушительных ругательствах. Меня изнутри просто ломает от одной мысли, что Артем ходил со мной по одной территории, лыбился, а Дашка молча терпела нападки с его стороны.
— Ты понимаешь, что молчать — самое идиотское решение?
— А кому я должна была говорить? — вдруг взрывается она, воинственно сделав шаг навстречу ко мне. — Тебе? Да ты же меня ненавидел всегда, присылал эти проклятые черные розы на выступления, угрожал. А я ведь… — с ее глаз скатываются слезы, но, кажется, Даша их не замечает. — Я так хотела семью. Я всю жизнь была одна, понимаешь? Я привыкла, что меня никто не может защитить. А знаешь, что самое ужасное? — она шмыгает носом, поджимая губы. От нее такой у меня у самого все разрушается, словно кто-то душу рвет в клочья.
— Самое ужасное, что когда я первый раз тебя увидела, то подумала: вау, у меня наконец-то появился брат. Он будет крутым и смелым, он будет защищать меня. Но ты показал мне на мое место, не подумав, что выбора у меня никогда не было! Я не могла уйти из твоего дома, не могла перестать танцевать для твоей матери. Хотя в балетном училище нас унижали, издевались, доводили до слез. Господи! Глеб! — Дашка закрывает руками лицо и стоит так какое-то время, тихонько всхлипывая.
Я тоже молчу, перевариваю. Понимаю, что нам обоим было больно, не мне одному. Мы оба заложники ситуации, а ведь раньше происходящее виделась в ином ключе.
Поднимаю руку, взглянув на свою татуировку. Это символ моего обещания, вечной памяти и оковы, которые держат меня подальше от собственных желания. Провожу пальцами по рисунку и мысленно произношу:
“Прости, родная, что я подвожу тебя и не могу сдержать обещание. Это выше меня, теперь уж точно. В конце концов, мы втроем заложники судьбы…”
Когда я перевожу взгляд на Дашку, то обнаруживаю, что она идет в сторону выхода. Стремительно накидывает на плечи куртку, засовывает ноги в туфли. Я больше не медлю, догоняю ее, хватаю за запястье и резко тяну к себе, захватив в кольцо своих рук. Прижимаю крепко, обнимаю так, как всегда мечтал.
— Глеб, — она дергается, пытается освободиться. Но и здесь я раскрываю свои карты окончательно. Беру ее заплаканное лицо в свои ладони, наклоняюсь, касаясь лбом ее лба.
— Глеб, — шепчет Дашка, мне кажется, я слышу гул ее сердца или это мое так шалит, словно сошло окончательно с орбит.
— Ты мне нужна, — произношу так уверенно, как никогда.
Даша вглядывается в мои глаза в поисках ответов или чего-то еще, я толком не пойму. Мне почему-то страшно, что сейчас она пошлет меня, ведь в целом право имеет. Я столько лет пакостил ей, что за такое не грех возненавидеть.
— Врешь.
— Не вру, это искренне, — я и не дышу похоже, пока жду ее вердикта.
— Это… даже звучит странно, — Дашка опускает взгляд, но не отталкивает. И на том спасибо, маленький шанс на что-то хорошее уже есть.
— Хорошо, тогда чтобы это странно не звучало, сделаем по-другому.
— А? — она не успевает ничего сказать, потому что я как самый последний влюбленный дурак, накрываю ее губы поцелуем. Теперь пульс точно может останавливаться. А вместе с ним и сердце. Ведь я шагнул в пропасть, навечно оставив за спиной свое прошлое.
Глава 28 — Даша
Секунды вдруг начинают сливаться в одно целое под названием вечность, когда я ощущаю вкус губ Глеба на своих губах. Не сразу понимаю, что происходит, ведь я хотела уйти, мое сердце разрывалось от обиды, тревоги и чего-то еще, очень болезненного и необъяснимого. А потом Глеб сказал, что я нужна ему, и эта короткая фраза заполнила пустоту в моей душе. Там одна за другой стали загораться звезды, хотя раньше мне казалось, что у моих звезд давно села батарейка.
По инерции, больше мне не хочется сдерживать рвущиеся наружу чувства, я обвиваю руками вокруг шеи Глеба и принимаю его поцелуи: не жаркие или страстные, а изголодавшиеся. Он целует меня так, словно всегда мечтал об этом — обо мне, о нас, о чем-то большем. Даже не верится, что такое в принципе возможно.