На фоне всей этой романтической картины, я замечаю Глеба, идущего прямиком ко мне по узкой аллее. На нем длинное драповое пальто черного цвета, под низом прямые брюки и светлый пуловер. В этой одежде Гордеев кажется не по годам взрослым, и еще более привлекательным. Вон на него прохожие девчонки уже оглядываются, вызывая у меня кусачее чувство ревности.
— Что тут делаешь? — спрашиваю первая, останавливаясь в нескольких шагах от него.
— Пришел научить тебя вредным привычкам, — его спокойный, дружелюбный тон до сих пор в новинку для меня.
— Каким? Пить энергетики и есть чипсы?
— Ну… может быть, а разве плохо иногда есть вредную пищу и просто гулять по улице? — задумчиво произносит Глеб. — Пошли. Будем портить тебя по полной.
Гордеев кивает в сторону тропинки, ведущей в парк. Я обгоняю его, а потом мы ровняемся и вышагиваем по улице по хрустящей листве.
— Знаешь, — предаюсь воспоминаниям. — В детском доме ходила легенда, что если запустить тысячу мыльных пузырей, то исполнится твое желание.
— И что? Ты смогла исполнить свое желание? — Глеб поглядывает на меня, замедляя шаг.
— Нет, — жму плечами. — У меня никогда не было мыльных пузырей, чтобы попробовать.
— Не дело, — заявляет он. — Жди меня тут.
— Что?
Осознать происходящее не успеваю, Глеб убегает в магазин на углу, оставив меня стоять в одиночестве. А уже через несколько минут он возвращается с двумя флакушками мыльных пузырей. Смотрю на него, и снова задаюсь вопросом, всегда ли этот парень жил в роскошном особняке, где жила и я? Разве он не был мрачным, угрюмым и неразговорчивым? Когда же я упустила момент его взросления? И почему мы не смогли нормально поговорить раньше…
— Ты серьезно?
— Бери, надо попробовать, — на его губах играет улыбка, такая же теплая, как сегодняшний осенний день. И я беру тюбик, вытаскиваю оттуда пузырьковую палочку, и дую, наверное, первый раз в жизни.
— Блин, — смущенно произношу, поражаясь, почему шарики так быстро лопаются, стоит мне только активнее начать дуть.
— Слушай, я тоже не профи в этом деле. Но у меня хотя бы до земли успевают долететь, — подтрунивает Глеб.
— Сейчас еще посмотрим: кто, кого! — уверенно заявляю и совершаю очередную попытку.
Палочка снова пропитывается мыльным раствором, и я, сосредоточенно закусив губу, дую.
— О! Смотри! — от восторга прикрикиваю, когда огромный пузырек взлетает в воздух, и переливается, от попаданий на него лучей солнца.
— Осталось девятьсот девяносто девять, — шутливой интонацией произносит Гордеев.
— Я буду до пенсии этим заниматься.
— Ладно, так уж и быть! Помогу тебя. — И мы, как два озорных ребенка, заполняем улицу прозрачными шариками.
Но самое забавное в другом: мы действительно ощущаем себя детьми. Теми самыми, которые должны были подружиться восемь лет назад, и играть в огромном дворе особняка днем, а вечером рассказывая под фонарем страшилки. Вот только когда я пересекла порог нового дома, не только мое детство закончилось, и Глеба тоже. Я всегда знала, что он улыбался, смеялся, был озорным мальчишкой, правда до меня.
— Твое желание должно исполниться, — говорит Гордеев, выбрасывая в урну пустые тюбики от пузырей.
— Надеюсь, — мне немного грустно, потому что больше всего на свете я хочу быть свободной. Вырваться из-под оков чьих-то ожиданий.
— Что там у нас дальше по списку обязательных дел, которые нужно исполнить до наступления зимы? — Глеб будто считывает мои эмоции и не задает лишних вопросов. Мне даже приятно, что он не давит, наоборот терпеливо ждет. Сказать по правде, я тоже жду. Мне почему-то кажется, у него есть, что мне рассказать.
— Не знаю, — неуверенно отвечаю, взглянув на Гордеева. Мы идем медленным шагом вдоль аллеи, наслаждаясь прогулкой.
— Тогда предлагаю вкусно поесть.
— Мне нравится, — с улыбкой говорю я.
Наши руки с Глебом случайно соприкасаются, и он вдруг переплетает наши пальцы. И делает это так с одной стороны обыденно, а с другой, будто не хочет акцентировать мое внимание, что мы стали ближе. Я смущенно прикусываю губу и отвожу взгляд, ощущая, как щеки накрывает легкий румянец.
Это же точно не сон? Мне так страшно потерять то прекрасное, что я неожиданно приобрела.
Обедаем в итоге в закусочной, Глеб выбирает шаурму, а я суп. Хотя мне тоже охота поесть вредной еды, но пока не определюсь точно насчет своего будущего, не рискую набирать лишние калории.
— Бери, — и словно дьявол, Гордеев начинает пытаться накормить меня картошкой фри. Протягивает ломтик к моим губам и смотрит заговорщическим взглядом, мол отказы не принимаются.