— Мне сложно поверить в то, что ты на самом деле отталкиваешь ее. Женщина не будет названивать снова и снова, зная, что ее отвергнут.
— Я что, виноват в том, что она напилась?
— Нет.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь ни одной девушки, которая настолько уверена в своей привлекательности, что просто не слышит «нет»?
— То есть, теперь ты говоришь, что эта девушка красотка? — с вызовом спрашиваю я.
— Да это-то тут при чем?
— Значит, так и есть.
— С чего ты вдруг стала комплексовать?
Какого. Хрена.
В этом не было необходимости. Я могла бы остаться за столиком. Могла бы доесть, попросить Бена отвезти меня к нему домой и остаться у него на ночь. Я могла бы много чего сделать. Вариантов было достаточно. Но в ту секунду мне казалось, что у меня только один выход — надеть куртку, тихо обозвать его козлом и уйти.
Лишь оказавшись под дождем без парковочного талона, я начала осознавать, что могла поступить по-другому. Я видела Бена через окно ресторана. Как он оглядывается в поисках официанта. Как подзывает одного из них и протягивает ему деньги. Как надевает куртку. Я стояла под холодным дождем, дрожа и думая, что скажу Бену, когда он выйдет ко мне. Я чувствовала себя идиоткой. И понимала, что мой идиотизм затмил недалекость Бена.
Я видела через окно, как направляясь к входной двери, Бен достал мобильный. Экран его телефона опять загорелся. В третий раз за десять минут Бен перенаправил звонок на голосовую почту, и я снова разозлилась. Ревность — мерзкая штука. И, испытывая ее, я ощущала себя мерзкой.
Бен распахнул дверь, и на меня дохнуло теплом. Дверь захлопнулась, и мне вновь стало холодно.
— Элси…
По тону Бена было непонятно, будет ли он сокрушаться, защищаться или сердиться, поэтому я его оборвала:
— Слушай, — я поплотнее запахнула куртку и повысила голос, чтобы меня было слышно за шумом мчащих по лужам машин, — я сейчас не очень хорошо собой владею, но офонареть можно от того, что ты мне сказал!
— Ты не можешь просто взять и уйти из этого гребаного ресторана прямо посреди ужина! — закричал он в ответ.
Никогда не слышала, чтобы он так кричал.
— Я могу делать всё, что…
— Не можешь! Ты не можешь наказывать меня за то, что случилось до того, как я встретил тебя, и не можешь наказывать меня за то, что Эмбер…
— Не произноси при мне ее имени!
— Это ерунда какая-то! Если бы ты знала, что я думаю о тебе и что думаю о ней, то не делала бы из мухи слона. — Он давился словами оттого, что в рот ему попадали капли дождя.
— И что это значит? Тебе не кажется, что если бы ты был на моем месте, то…
— То я бы ревновал, да. При мысли о том, что другой парень прикасается к тебе, или ты… прикасаешься к нему. Да. Я бы ревновал.
— Видишь?
— Но я бы не бросил тебя в ресторане посреди ужина, оставив переживать.
— Да ладно тебе. Ты и не переживал.
— Переживал, Элси. Очень.
— Из-за чего? Что, по-твоему, могло случиться?
— Не знаю! — воскликнул он, снова повысив голос.
Я так замерзла. Дождь так шумел.
— Я подумал, что, может быть, между нами всё…
— Кончено?
— Я не знаю!
— Ничего не кончено. То, что я расстроилась, не значит, что я не хочу…
Мне вдруг захотелось обнять его и убедить в том, что я никуда не уйду. Меня так тронула его беззащитная открытость, что я еле сдержалась. Я вытянула руку и улыбнулась.
— И потом, мы не можем расстаться еще несколько недель.
Бен не улыбнулся.
— Это не смешно, — ответил он. Его плечи опустились, по ним хлестал дождь. — Я не хочу тебя потерять.
Посмотрев ему прямо в глаза, я сказала ему то, что к моему удивлению, он еще не знал:
— Бен Росс, я не оставлю тебя.
Прежде чем я успела договорить, Бен закрыл мой рот поцелуем. Мокрым от дождя и небезупречным: мы стукнулись зубами, и засаднила губа. Но в это мгновение я поняла, что Бен меня любит. Я почувствовала это. Почувствовала, что он любит меня по-настоящему, необузданно и неудержимо, когда в душе не только радуги и бабочки, но и страх. Я ощущала этот страх в его поцелуе и ощущала в нем отчаянное облегчение. Это кружило голову. Теперь я уже не чувствовала себя одинокой. То, что мы испытывали друг к другу, не только меня, но и его заставляло совершать всякие глупости.