Они с Анной переговариваются несколько минут. Я вижу, как он пытается прикоснуться к ней, успокоить ее, но она дергает плечом, не давая ему к ней притронуться. Он лишь выполняет свою работу. Все здесь лишь выполняют свою работу. Куча придурков.
Через входные двери вносится пожилая женщина лет шестидесяти. Ее лицо волнами обрамляют рыжевато-каштановые волосы, по щекам текут слезы, смешанные с тушью. На груди завязана черно-коричневая шаль, через плечо перекинута коричневая сумочка. Она сжимает в руках салфетки. Мое горе так подкосило меня, что я не озаботилась салфетками. Я настолько не владею собой, что вытираю сопли о воротник и рукава. И развожу у ног на полу лужи слез.
Женщина подбегает к стойке регистрации, а потом опускается на стул. На краткий миг она поворачивается лицом ко мне, и я сразу же ее узнаю. Я смотрю на нее и не могу отвести взгляд: она — моя свекровь, и в то же время совершенно чужой мне человек. Я видела ее снимок в фотоальбоме, но она никогда не видела моего лица.
Отлепившись от стены, я иду в уборную. Я не знаю, как представиться ей. Не знаю, как сказать ей, что мы обе здесь из-за одного мужчины. Что мы обе скорбим, потеряв одного и того же человека. Я разглядываю свое отражение в зеркале. Лицо покраснело и опухло. В глазах полопались сосуды. Я смотрю на свое лицо и думаю о том, что у меня был тот, кто это лицо любил. А теперь его нет. И больше никто мое лицо не любит.
Выйдя из уборной, я не вижу своей свекрови. Кто-то хватает меня за руку. Я оборачиваюсь — это Анна.
— Ты можешь войти, — говорит она и ведет меня к мужчине в красном галстуке, который ведет меня через двойные двери.
Он спрашивает, хочу ли я, чтобы он вошел в палату вместе со мной. С чего бы мне этого хотеть? Я его только что встретила. Он ничего для меня не значит. А мужчина в комнате значит для меня всё. Ничто не может облегчить боль от потери всего. Я открываю дверь. В комнате есть кто-то еще, но я вижу только тело Бена.
— Вы что?! — сквозь слезы спрашивает моя свекровь. Тихо и испуганно.
Не обращая на нее внимания, я обнимаю лицо мужа ладонями. Его кожа холодна. Веки закрыты. Я больше никогда не увижу его глаз. Их вообще могли у него забрать. Я не могу на него смотреть. Не хочу этого знать. На его лице ссадины, и я не знаю, что это значит. Это значит, что перед смертью ему было больно? Он умер в одиночестве на дороге? О боже, он страдал? Я чувствую себя так, будто вот-вот упаду в обморок. Бен до плеч накрыт простыней, и я боюсь ее сдвинуть. Боюсь, что он будет полностью обнажен и я слишком много увижу. Или что обнаружу, что ему слишком много чего не достает.
— Охрана! — кричит свекровь.
В дверях появляется охранник. Держа Бена за руку, я перевожу взгляд на свекровь. Она, конечно же, не имеет ни малейшего понятия, кто я. Она, конечно же, не понимает, что я здесь делаю, но должна же она понимать, что я люблю ее сына? Это ведь должно сейчас быть очевидно?
— Пожалуйста, — умоляю я ее, — пожалуйста, Сьюзен, не надо.
Сьюзен смотрит на меня в замешательстве, удивленно. По той простой причине, что я знаю ее имя, она понимает, что что-то упустила. Едва заметно кивнув, она обращается к медсестре:
— Вы тоже можете идти. Спасибо.
Та выходит и прикрывает за собой дверь.
Сьюзен выглядит измученной и оглушенной несчастьем, но в то же время собранной, словно обладает достаточным самообладанием, чтобы пережить следующие пять секунд, прежде чем развалиться на части.
— У него на пальце обручальное кольцо, — говорит она мне.
У меня сжимается горло. Глядя на нее, я слабо поднимаю левую руку, показывая такое же кольцо.
— Мы поженились полторы недели назад, — отвечаю я сквозь слезы, чувствуя, как опускаются уголки моих губ. Они кажутся такими тяжелыми.
— Как тебя зовут? — Сьюзен сотрясает мелкая дрожь.
— Элси.
Она пугает меня — разгневанная и одновременно уязвимая, как сбежавший из дома подросток.
— Элси… по фамилии? — выдавливает она.
— Росс. Элси Росс.
Это ее добивает. Так же, как ранее я, она, рыдая, опускается на пол. И больше нет салфеток, чтобы спасти линолеум от ее слез.
Анна держит меня за руку, сидя рядом со мной. Я плачу, сидя рядом с Беном. Сьюзен, извинившись, вышла некоторое время назад. Заходит мужчина в красном галстуке и говорит, что нам нужно кое с чем разобраться и что тело Бена нужно переместить. Я слепо смотрю вперед, не вникая в то, что происходит, пока мужчина не протягивает мне пакет с вещами Бена. Его мобильный, бумажник, ключи.
— Что это? — спрашиваю я, прекрасно зная ответ.
Прежде чем мужчина в красном галстуке успевает ответить, в дверях появляется вернувшаяся Сьюзен. Ее лицо осунулось, глаза покраснели. Она выглядит резко постаревшей. Вымотанной. Я выгляжу так же? Наверное, так и есть.