Я иду к холодильнику и достаю хот-доги. Упаковка вздутая, внутри — жидкость. На полке остается противный грязный след. Вонь распространяется по всей кухне. Я бегу к мусорным контейнерам на улице, заляпывая по пути пол вонючими склизкими каплями. Выбросив упаковку и возвращаясь в дом, я смеюсь сама над собой. Считать, что Бен продолжит жить, если в моем холодильнике будут валяться протухшие хот-доги — верх идиотизма. Хот-доги в помойке, а у меня нет ни малейшего ощущения, что я потеряла Бена. Один ноль в пользу Сьюзен.
В понедельник накатывает знакомое облегчение. Я спешу на работу, желая отвлечься и поскорее приступить к поиску темы для выставочной витрины. Раньше Лайл указывал мне, что для нее приготовить, но в последнее время оставляет выбор за мной. Наверное, он всё еще побаивается меня. На работе все обращаются со мной как с хрустальной вазой. Временами я нахожу это милым, ну или, по крайней мере — удобным, но иногда меня это раздражает.
На этот раз я выбираю Клеопатру и начинаю собирать факты и данные, которые легко отразить в фотографиях и репродукциях. Я просматриваю книгу с рисунками монет, бывших в обиходе в то время, раздумывая над тем, насколько уместны они будут, когда в библиотеку заходит мистер Каллахан.
— Доброе утро, мистер Каллахан, — приветствую я его.
— Доброе утро, молодая леди, — отвечает он.
— Вам с чем-нибудь помочь?
— О нет, спасибо! Не знаю, куда деть себя от скуки, вот и всё, — медленно произносит он.
Такое ощущение, что его разум работает быстрее тела, и голосовые связки не поспевают за работой мозга.
— Вас ничего не заинтересовывает?
— Дело не в этом. Я так давно сижу сиднем в своем доме, наведываясь лишь в библиотеку, что мне теперь уже некуда идти. Нечего делать. Дни бесцельно проходят.
— Ох. Жаль это слышать.
— Не откажитесь пообедать со мной? — спрашивает мистер Каллахан. — Боюсь, если не буду общаться или заниматься чем-то интересным, мой мозг угаснет. Атрофируется. Просто… отомрет.
Я не сразу отвечаю, и он заполняет паузу:
— Знаете, сколько этих чертовых японских кроссвордов я перерешал? Простите за грубость.
Рассмеявшись, я откладываю книгу. Смотрю на часы. Самое время для обеда: 12:49.
— С удовольствием пообедаю с вами, мистер Каллахан.
— Замечательно! — Он как-то женственно хлопает в ладоши. Радуясь так, словно я только что подарила ему жемчужные серьги. — Однако если мы пойдем вместе обедать, Элси, то вы должны звать меня Джорджем.
— Хорошо, Джордж. Отличный план!
Мы с мистером Каллаханом идем в ближайшую бутербродную, и он настаивает на том, чтобы оплатить мой обед. По правде говоря, на работе в холодильнике меня ждут остатки пиццы, но я тактично умалчиваю об этом. Усевшись за столик, мы разворачиваем свои сэндвичи.
— Итак, мисс, начнем! Расскажите мне что-нибудь интересное! Что угодно.
— Что вы хотите узнать? — Я опускаю сэндвич и вытираю с губ майонез.
— Всё, что угодно. Что-нибудь, что с вами произошло. Неважно, грустное или смешное, ужасное или глупое. Что-нибудь такое, что я могу пересказать дома своей жене. Мы уже до смерти надоели друг другу.
Я смеюсь, ведь именно такой реакции ждет от меня мистер Каллахан, но, если честно, мне хочется плакать. Бен не успел мне надоесть. Боже, ну почему у нас было так мало времени, что Бен не успел превратиться в зануду? Когда ты любишь кого-то так сильно, что всё интересное переживаешь с ним вместе, и поэтому вам нечего обсуждать, когда знаешь, что будет на следующий день прежде, чем любимый тебе об этом расскажет, когда держишь его за руку, лежа с ним рядом в постели, хотя он днями не рассказывал тебе ничего интересного — такую любовь я хочу. Такую любовь я искала.
— Вы погрустнели, — прерывает мистер Каллахан мой праздник жалости к себе. — Что с вами?
— Ничего, — отвечаю я. — Наверное, скривилась из-за горчицы.
— Нет, — качает он головой. — Вы давно уже грустите. Думаете, я старый пень и ничего не замечаю? Это не так. — Он стучит пальцем по виску. — Что случилось?
Какой смысл врать? Кому от этого лучше? Правила приличия учат нас не обсуждать личные и болезненные темы на людях, но кому из нас двоих есть дело до приличий? Этот мужчина скучает, а я страдаю. Может, рассказав ему о своих страданиях, я хоть чуть их облегчу. Может, и он чуть меньше будет скучать.